Далия Трускиновская - Шайтан-звезда (Книга вторая)

Он добрался до тех мест, где уже можно было встретить часовых, опустился наземь и полз до тех пор, пока не нашел желаемого.

Прямо перед собой Хайсагур увидел широкую спину, обтянутую коричневым халатом неброского цвета. Мужчина, охранявший с луком и наложенной на тетиву стрелой эту часть окрестностей Пестрого замка, был высок и крепко сложен. Им стоило воспользоваться для того, чтобы пересечь опасное место.

Гуль подкрался, встал за спиной у лучника и тихо свистнул. Тот резко обернулся, был схвачен за плечи и душа его улетела прежде, чем он успел понять, что за клыкастое чудовище с расщепленной головой приблизило свое лицо к его лицу.

Собственное же тело Хайсагура обмякло и свернулось клубочком у ног лучника.

После одного неприятного приключения гуль стал прятать свою подлинную плоть даже в тех случаях, когда на расстоянии десяти фарсангов не наблюдалось угрозы. Тем более, Джейран сгоряча пригрозила, что ее люди могут выследить его, и тело станет в таком случае залогом в деле с ребенком. Вот и сейчас он перевернул себя вверх лицом, приподнял себя снизу за плечи и оттащил туда, где между двумя камнями было узкое пространство. Из этой щели торчали кусты с длинными и удивительно жесткими стеблями, которые можно было выдернуть с корнем, но не сломать. Между ними Хайсагур и спрятал самого себя, придав телу такую позу, чтобы легко было выбираться.

Он вернулся к тому месту, где стоял лучник, и встал точно таким же образом. Глядя со стороны, можно было подумать, что тот отошел по малой надобности и вот явился облегченный.

Как и положено мужу бдительному, Хайсагур обвел местность не только взглядом, но и наконечником стрелы, готовой при малейшей тревоге сорваться с тетивы.

Это предназначалось для тех товарищей лучника, которые, возможно, издали видели его.

Хайсагур постоял некоторое время, переминаясь с ноги на ногу и заново привыкая к тесноте и подошвам обуви. Сыны Адама обременяли себя таким неудобством, как скользкие подметки. Хайсагур, сердясь из-за этого, забывал, как всегда, что сыны Адама не обладают ногами и ступнями горного гуля, привычного карабкаться по скалам босиком.

Однако лучник, чьей плотью завладел гуль, заботился о своей обуви. Потоптавшись, Хайсагур решил, что эти разношенные сапоги – еще наименьшее из возможных обувных зол, так что в них можно будет бежать сверху вниз без риска полететь кувырком и расквасить нос о камни. Он присел на корточки, оценивая расстояние и собираясь с силами, – и вдруг понесся стремглав и наискосок, прыгая не хуже горной козы.

Сразу же стрела свистнула мимо его уха, а вторая стрела, с другой стороны, вошла ему в бок, причинив острую боль. Ноги подкосились…

Бросив на волю Аллаха чужую плоть, Хайсагур вернулся в собственную и высунул голову из кустов. Ему пришлось проползти несколько шагов, прежде чем он увидел сверху рухнувшего лучника.

Гуль затаился – он ждал, что стрелки чем-то выдадут себя. И они действительно окликнули друг друга, выясняя, чья стрела поразила беглеца, и проклиная его неверность.

Хайсагур невольно почесал в затылке. Лучники стояли густо, так густо, что между ними было не более трех десятков шагов – человеческих шагов, а не тех, которые делают на бегу прыгучие гули. Кроме того, за те мгновения, что он осваивался в плоти несчастного стрелка, Хайсагур кое-что узнал о нем. Лучники до такой степени были преданы тому, кого называли Великим шейхом, что малейшее отступление от преданности уже почитали подлой изменой. Шейх велел своим муридам охранять Пестрый замок и карать изменников – так они и поступили, не задумавшись, что за дурь ни с того ни с сего погнала их товарища вниз.

Мелькнула также в памяти этого человека некая картина, показавшаяся Хайсагуру знакомой. Он увидел увитую виноградом беседку, серебряный кувшин, накрытый зеленым шелковым платком, блюдо сладкого риса и обнаженные женские ноги, а вдали, на склоне, – эйван небольшого здания, в котором можно было узнать райский хаммам, хотя бы потому, что выбежавшая украдкой женщина сдернула с перил сохнувшее на солнце белое покрывало и скрылась с ним в глубине помещения.

Это была Джейран.

Но нельзя же было сидеть меж двух камней, пока не вернутся сборщики мимозы из племени Бену Анза! Хайсагур двинулся иным путем, рассудив, что если в скалах, где так много укрытий, лучники расставлены часто и смотрят бдительно, то на открытом месте вряд ли их так уж много, да и настроены они безалабернее – ибо какой ишак добровольно полезет под отравленные стрелы?

Прячась за валунами, он почти спустился вниз и определил, на каком расстоянии лучник справа и лучник слева.

Перед Пестрым замком с этой стороны было довольно ровное пространство, нечто вроде большой площадки, и одновременно с Хайсагуром с другого ее конца появился оседланный конь без всадника.

Он шел медленно, как бы неуверенно, нюхая воздух и чуть заметно поворачивая красивую голову – ведь Аллах так устроил глаза лошади, что ее взору недоступен лишь крохотный кусочек ее собственного лба и затылка.

Затем этот конь, вороной и с белыми ногами, с белой проточиной во лбу, встал, опустив голову и как бы размышляя.

Очевидно, лучникам был дан приказ обращать внимание лишь на людей. Конь беспрепятственно пересек ту воображаемую линию между двумя стрелками, которой не дано было пересечь несчастному, в чьем теле пытался сбежать Хайсагур. И он бродил вдоль нее, то как бы решившись направиться вверх, то отступая.

– Клянусь Аллахом, вот подходящее тело! – обрадовался Хайсагур. – Он пробежит от Дамаска до аль-Джезиры и не почувствует жары и усталости. Вот кто вынесет меня отсюда.

Гуль до такой степени не привык пользоваться седлом и стременами, что прежде всего подумал о том, как бы пересечь опасное место в конском облике.

Ему доводилось входить в плоть животных и он довольно легко к ней приспосабливался. Одно то, что животные обходились без обуви, уже радовало его душу. Но возникало другое бедствие – как ему, не обладая человеческим языком для речи и человеческими пальцами для письма, сообщить Хашиму условный знак?

Никогда еще Хайсагуру не приходилось переходить из тела в тело – если нужда в этом возникала, он предварительно возвращался в свою истинную плоть. Общение с учеными научило его многому – знал он также, что когда проводят опыты с металлами и минералами, очень часто первая попытка бывает более или менее удачной, и обнадеживает, а потом начинаются недоразумения, так что после пятисотого опыта человек проклинает тот день и час, когда Аллах вложил в его глупую голову эту затею.

Хайсагуру предстоял опыт… Но предстоял в том случае, если бы удалось войти в плоть коня и беспрепятственно попасть в лагерь осаждающих. Тогда он бы отыскал того несчастного, чья глупость лишила его обладания прекраснейшей в мире женщиной, ибо с его плотью и сознанием гуль уже имел дело. И его устами сказал бы Хашиму то, что убедило бы его в надежности посланца.