Андрей Мартьянов - Беовульф

Хильдегунда, пред очи которой поставили чужаков на суд, повелела их отпустить и все имущество вернуть. Ущерба никакого не причинили? Нашим языком владеют, пусть и так, что понять их трудновато? Объясняют, что с миром через земли ругов проезжают? Отойди от них, Арнульф! И вы, Сигизвульт и Юнгерих отойдите. Топоры и мечи опустите, никто меня, Хильдегунду, не обидит – они клятву перед Вотаном дали, что оружие в руки не возьмут, или вы клятве не верите?

Молодые руги, смутившись, отошли, в полутьме длинного дома скрылись.

Эрзарих только бурчал неразборчиво сквозь зубы, боясь хозяйку обидеть. Где такое видано, чтобы баба родом заправляла и воинами командовала? Но баба, конечно, знатная, такую в жены любому великому вождю дать, вождь в убытке не останется! Хильдегунду никак нельзя было назвать «старейшиной» – не стара и не молода, не больше тридцати зим, но и не меньше двадцати пяти. Дородна, высока, статью иному мужчине не уступит. Две косы золотые по плечам – не жената, значит честь свою бережет, хочет за великого воина выйти. Но в то же время для замужества стара, у готов, сикамбров или лангобардов женщина ее лет давно бы трех или четыре детишек пестовала.

Еще возле Хильдегунды, по правую руку, меч в ножнах лежит. Видно, что и меч и ножны дорогие, серебром украшены. А в селе кузницы не видно, значит в бою добыты.

Видать, другой у ругов обычай, и этот обычай уважать надо. Чтят валькирий в этом роду, стало быть. Так Эрзарих решил. У всех племен обычаи разные, прежде всего не показывать удивления и делать так, как хозяевам приятно. Нельзя обижать или говорить, что обычай неправильный, – у нас, лангобардов, за такие вопросы выпроводили бы из села, чтобы закон не нарушать, а за оградой зарезали бы. Но чтобы за ограду вышвырнули – это очень сильно обидеть надо! Так сильно, что священная ярость пробуждается.

Хильдегунда чужаков приютила, накормила от души, но спать отправила не в дом, а в сарай, на сено. Если вдруг они какое зло принесли, там оно и останется, а в дом не проникнет. Когда после гостей скотина, это сено поев, дохнуть начнет или болеть, сразу будет понятно: нехорошие были гости, грязь и заразу с собой несли. А если нет, то Эрзарих-лангобард и Ремигий-ромей – добрые люди.

Епископ поутру, сугубо из озорства, благословил хлев – крестным знамением его осенив и молитву прочитав. И не надо говорить, что князья церкви не шутят и Божьей благодатью как скорлупками от орехов разбрасываются.

В роду Хильдегунды, как доброй женщины, потом десять лет приплод от свиней и коз был невиданный, а село ее во всех распрях между варварами уцелело, никто это село не разорил и не сжег. А еще через сорок лет, когда Хильдегунда уже старухой была, от франков пришел христианский годи и крестил многих. Потом это село стало городом.

Город этот Аахеном теперь называют. И епископа Ремигия там чтят доселе.

А всего-то – хлев благословить! Ремигий и не помышлял, что так получится.

Хильдегунда, невзирая на свое девичество и молодость, была вождем племени, в житейских делах искушенной, мудрой и знающей. Объяснила путникам, что по старым римским дорогам идти не надо – как земли ее рода останутся позади, так сразу начнутся нехорошие болота, леса и ничейная земля до самой реки.

Надо бы идти ближе к полуночи, до старого римского города. Там сейчас рикс саксов сидит, именем Эорих. Эорих, как говорят люди, справедлив и блюдет древние законы, да и дружина у него сильная, но дружина та разделена на две части – одни на ладьях за порядком на реке смотрят, другая, пешая, бург обороняет. Не признают Эорих и его саксы конного боя, как племена на полудне и закате, да и как можно с конем управляться в битве в наших лесах?

Ремигий подумал, соотнес речи Хильдегунды со своими знаниями о географии и понял, что хозяйка подразумевает под бургом Эориха давно оставленную римлянами и почти забытую Бонну, некогда большой город на Рейне. Там при цезарях стояли три легиона, державших среднюю границу лимеса, оборонявшего Империю от вторжения варваров. И вот н а тебе, в столице Верхней Германии теперь сидит риксом какой-то Эорих-сакс…

Грустно.

Да и пусть грустно. Старый Рим пал, однако на его месте будет новый.

Еще предостерегла Хильдегунда: от нашей деревни до реки будут земли, не принадлежащие никому: ни нам, ругам, ни саксам, ни полуночным фризам или полуденным готам. Три дня пути – земля богов.

И еще рассказывают: будто там на зимнее и летнее солнцестояние собирается некое неведомое племя, чтить свое капище. Племя это названия не носит, оно другое. Да, люди, смертные, но покровитель у них….

Хильдегунда сказала, что люди эти не такие, как все. Мыслят иначе, семей не заводят, где новых бойцов – и могучих бойцов, свирепости непомерной! – отыскивают, никому неведомо. Видимо, младенцев из колыбелей забирают и на своих тайных капищах, под присмотром жрецов, взращивают.

В тени эти люди ходят, в тумане. Мгла, наведенная богами, их защищает.

А вот покровитель…

Второй раз Хильдегунда помянула некоего «покровителя», и епископ Ремигий заинтересовался – кто такой? Повелительница рода ругов, запросто командовавшая мужчинами, посылавшая их на смерть и точно знавшая, что ничего в мире не изменится вплоть до времени, когда грянет Рагнарёк и начнется великая Битва Богов, очень тихо и осторожно сказала, дабы не накликать беду:

– Не человеческого рода он. Таких сторониться надо. Езжайте себе с миром, но вот вам совет – обходите ничейные земли с полудня.

Эрзарих задумался, но Хильдегунду не послушал. Лангобарды женщинам не верят, у них иной обычай. Потому Эрзарих и Ремигий поехали прямо, на восход, по самой короткой дороге.

Утром седьмого дня пути вдали появилось бело-голубое зарево.

Великая река. Рейн.

Ultima Thule, Край Земли – иного подобающего названия владениям племени данов Северин подобрать не сумел.

Светло-бурые скалы на побережье, пологие холмы с первыми яркими пятнами весенней травы, безлесные равнины; на первый взгляд эта далекая северная страна казалась ненаселенной, да и как может существовать человек на этих негостеприимных, продуваемых морскими ветрами пустошах, зимой превращающихся в бескрайнее царство льда и снега?

– …Наш народ построил немало бургов, – развеял заблуждения Северина Хререк-дан. – Если повезет и ветер окажется попутным, к закату мы будем в Хеороте, а если плыть еще половину дня дальше к полуночи, окажемся в Ольборге, потом Хлейдр, на восходе – Роскилле, Фюн… С Галлией по числу поселений не сравнишь, но если идти вдоль берега, бург или деревню небольшого рода можно встретить на расстоянии пешего дневного перехода.