Андрей Мартьянов - Беовульф

– Господи… Чудовище? То чудовище, которое мы видели прошлой ночью у берега? Великан?

– Великан? Не думаю. Хродульф уверял, что монстра никто и никогда вблизи не видел. А кто видел – умер. Сам Хродульф и Унферт упоминают лишь безобразную тень, скрывающуюся во тьме. Наш великан, между прочим, не был порождением зла, сам помнишь… Скильд, клянусь, я сказал бы больше, если б сам знал! Ладно, хватит языками чесать, смеркается, Вальхтеов ждет, а заставлять ждать конунгин – неучтиво.

Варвары не имели и малейшего разумения об умеренности – считалось, что чем больше на тебе золота и серебра, тем оно красивее. Италийские готы, успевшие познакомиться с культурой строгого Рима, сдерживали себя в тяге к украшениям, однако дружинные Беовульфа были уверены: золото приносит удачу. Посему и вырядились к пиру с вызывающей пестротой.

Северину было неудобно – как с точки зрения традиционной римской этики, так и сугубо физически: нельзя так ярко одеваться!

Дареная Алатеем пурпурная рубаха, кожаный пояс, на котором вместо обычных пластин-накладок закреплены золотые константинопольские монеты с лупоглазой личиной цезаря Феодосия, штаны тончайшей мягкой кожи, на оконечьях ремешков обмоток опять же золотые крючки в виде змеиной головы с глазками из неграненых бериллов, галльской работы.

Гривна на шее тянет вниз: золото – металл тяжелый. На поясе тот самый кинжал, дарёный дядюшкой.

Венчает это варварское великолепие не привычная меховая шапка, а плотно облегающий голову и крашенный в алое вандальский шерстяной колпак с падающим на правое ухо хвостиком, кончик которого украшен наконечником лучной стрелы, изготовленным из серебра, и тремя крошечными бубенчиками – серебряная сфера размером с полногтя, внутри которой запаян железный шарик.

С точки зрения любого варвара – красотища, каких поискать! Знатный жених, богатый юноша, мечта любой девицы на выданье. По мнению римлянина, редкое безобразие.

Если учесть браслеты, фибулы и серьгу в левом ухе – вырядился, как последняя lupa [24]из веселых кварталов возле Палатинского холма! Вот она, разница цивилизаций – ромею никогда не понять германца, равно и наоборот…

Нарушая любые мыслимые обычаи, Вальхтеов решила приветить гостей не в жилище конунга, Оленьем зале, а в большом общинном доме, стоящем под холмом. Значит, надо покинуть дружинные хоромы и в сумерках спускаться вниз, до деревни шагов пятьсот.

Оружие непременно с собой, включая щиты. Факелы тоже обязательны – нечисть боится живого огня. Беовульф сказал, что пир лучше бы затянуть до рассвета, не придется возвращаться в мужской дом ночью, опасно, особенно после обильной трапезы и доброго пива.

Провожал Нибелунгов насупленный Хрокмунд – парень вроде и поговорить хотел, и смущался: чересчур суровый ют, который повадками и речью сильно походил на годи-жреца, Хрокмунду не то чтобы не нравился, а вызывал чувство настороженности.

Люди, говорящие с богами, не такие, как все, особенные. Тем не менее при дружине Беовульфа у молодого дана появлялась уверенность: если Народ Тумана рядом, значит ничего не случится – легенды не могут лгать, воители, посвятившие себя древним клятвам Асгарда, должны быть непобедимы, на их стороне Вотан и Доннар! Отчего Нибелунги заняли лежанки подальше от двери мужского дома, Хрокмунда теперь мало беспокоило – значит так нужно…

Выбрали длинную дорогу – склон холма Хеорот с полуденной стороны был крутым, ноги переломаешь, да и на пир следует идти степенно, не торопясь, в этом тоже проявляется обязательная учтивость.

Нахоженная широкая тропа вела от Оленьего зала вниз по закатному склону в деревню, выгибаясь серпом. Солнце еще не зашло, гигантский золотой диск висел над морской гладью.

Северин услышал знакомый голос еще на полпути и решил, что ему чудится: такого просто не может быть! Возле общинного дома, стоявшего в центре поселка, увлеченно ругались, но не с привычной для италийца крикливостью, перерастающей в ожесточение, а с германской основательностью: я гость, ты хозяин, по закону любому пришедшему с миром полагается кров и ночлег, а для лошадок – теплая конюшня и овес. Отказать никак невозможно, закон один для всех, даны не исключение!

Отказывать никто и не собирался – обладателю уверенного, красивого баска говорили в ответ, что его и почтеннейшего годи могут принять, но лучше бы… Лучше бы им поехать на север, в Хлейдр, там куда спокойнее, тамошний ярл Эйрик славится радушием и хлебосольством, да и…

– Чума и холера, – пробормотал Северин, окончательно узнав голос и вспомнив, что настолько редким занудством и основательностью славятся одни только лангобарды. Ну а если лангобард вспылит и возьмется за меч, его сам Вотан не усмирит.

Да что там Вотан – десять таких же лангобардов, повиснувших на плечах, не остановят ни в какую! Эрзарих? Быть не может!

– Эй, куда?

Беовульф попытался ухватить Скильда Скевинга за ворот, но не успел. Сорвался, будто стрела с тетивы. Примчался к коновязи. Выдохнул. Разинул рот, запнувшись и встав, как столб. Вот уж не ждал!

Эрзарих продолжал громко спорить с Унфертом – дан стоял на своем: до темноты успеете в Хлейдр! Рядом, держа за повод коня, скучал красивый седобородый старец в богатой, хотя несколько истрепанной после долгой дороги одежде.

– Дядя? Дядя Ремигий?! Ваше преподобие!

– Далеко ты забрался, – не здороваясь ответил епископ, обернувшись. Ничуть не удивился, словно вчера расстались. – Посмотрите только, разоделся будто рикс! Счастлив тебя видеть, Северин. Ты жив, здоров и, судя по лицу, счастлив… Или я ошибаюсь в последнем?

– …Точно тебе говорю, нас по лесу будто водит кто-то, – убежденно повторил Эрзарих, натягивая поводья и заставляя мерина остановиться. – Едем вроде бы с рассвета, во-он те холмы должны остаться за спиной, а они снова перед нами! Ничего понять не могу! Солнце все время остается по правую руку, со стороны полудня, начали бы кружить – я б непременно заметил! Не иначе – колдовство! Помнишь вчерашнего лесного карлика? Морок навел! Подношением ему не угодили!

Епископ лишь плечами пожал. Если лангобард умудрился заблудиться, то Ремигий в помощники и советчики точно не годился, его преподобие в таких делах полагался на опыт и знания Эрзариха.

Лесного карлика и вправду заметили вчера вечером, когда встали на отдых после дневного перехода от деревни ругов. Что бы ни говорила Хильдегунда, предостерегавшая от путешествия по «ничейным» чащобам, прирейнские пущи угрожающими или опасными не выглядели.