Анна Клименко - Лабиринт Сумерек

Она отложила нож и туго перевязала руку.

«Эту жертву я приношу тебе и прошу – позволь обернуться лицом к прошлому».

Ийлура попыталась представить себе Санаула: бледное лицо с широким лбом, острыми скулами и узким подбородком, глаза аметистовые, как у большинства элеанов, иссиня-черные волосы, волной спадающие на мускулистые плечи. А меж широких, словно углем нарисованных бровей – Око Сумерек, Темный алмаз, переливающийся тысячами граней, каждая из которых есть отражение былого и того, что еще только грядет.

«Позволь мне задать вопросы и получить ответы, Отец вечерних Сумерек, и позволь приблизиться к тебе, непознаваемому, и заглянуть в драгоценное Око».

Эристо-Вет протянула руку над жертвенной чашей. Ладони стало тепло; ийлура опустила глаза: лужица крови занялась призрачным голубоватым пламенем. Санаул принимал жертву, но пока не подпускал чужачку слишком близко.

«Благодарю тебя, Отец элеанов». – Эристо-Вет полностью открывалась навстречу полутьме-полусвету, позволяя жемчужному сиянию охватить себя. Она словно раздвоилась: была Эристо-Вет, сидящая в центре семилучевой звезды, составленной из дешевых свечей, и была ийлура, воспаряющая над Эртинойсом, летящая сквозь дымку к Богу Сумерек.

И та Эристо-Вет, что оставалась в подлунном мире, вдруг ощутила зов свинцового куба Эльваан. Как и раньше, это было желание обладать сокровищем, но теперь она не стала противиться. Накрыла ладонями кристалл, ощутила мимолетный жар прикосновения к могущественному, но неживому и неразумному существу, а затем начала медленно сползать в бездонный колодец.

Эристо-Вет улыбнулась. Пол прогибался под ногами, таял, словно оставленное на солнцепеке масло. Где-то далеко, наверху, горели свечи, а вокруг струился приятный сумеречный свет.

«Яви свою милость, Отец всех элеанов. Из полутьмы взываю к тебе…»

Свинцовый куб, чувствуя взгляд Бога, запел в руках.

Эристо-Вет тоже ощутила присутствие Санаула.

«Я хочу найти жрицу Нитар-Лисс и ее спутника, – подумала она, – помоги мне, Отец Сумерек».

Несколько мгновений – или часов? – ничего не происходило. Она по-прежнему висела в дымке, не видя ничего вокруг себя. А затем словно кто-то резко дернул в сторону серое покрывало, и Эристо-Вет понеслась головой вниз навстречу прошлому. Только перед тем как погрузиться в омут событий, ийлура сообразила, что странный свинцовый куб показывает ей вовсе не то, о чем она просила у Бога.

Или же Санаул пожелал, чтобы Эристо-Вет получила ответы на вопросы, которые не осмеливалась задать.

…В узкое окно кельи заглядывала ночь. Повсюду было темно и тихо; спали послушники и посвященные, видел десятый сон Настоятель Храма, ворочался в углу на циновке ийлур по имени Лан-Ар так, точно пытался избавиться от навязчивого кошмара.

Ин-Шатур, поглаживая бородку, щурился на тонкий язычок огня в лампе. Если смотреть на него сквозь ресницы, получалось, будто багряная звезда сошла с неба и поселилась в душном сумраке.

Посвященный сидел за столом, сложив пальцы домиком. Перед ним в чернильнице отдыхало истертое перо, а рядом приютилась маленькая книжка в коричневом переплете. Этой глухой ночью работа наконец была окончена; Ин-Шатур отдыхал, но мысли без устали крутились в голове, словно стая оголодалых волков вокруг загнанного в угол, однако еще полного сил оленя.

«Итак, моя дорогая Нитар-Лисс, время настало. Мы ведь оба знаем, что Сад Бога – не для смертных. И к Оку Сумерек может прикоснуться только Санаул. Но ты нашла ключ и теперь не успокоишься, пока не достигнешь Лабиринта; тебе хочется быть выше Эртинойса – или уж хотя бы выше твоего учителя Элхаджа. Наверное, для тебя это будет означать свободу, но для элеанов это окажется страшным святотатством, коего не должно случиться никогда. И поэтому мой долг, остановить тебя, впрочем, как и любого, кто нашел бы ключ. Я еще не знаю как – но без карты ты и близко не подберешься к Лабиринту, а значит, есть еще способ тебя остановить, и Темный кристалл по-прежнему будет служить только лишь Сумеречному Отцу…»

На сердце было неспокойно. Ин-Шатур встал, прошелся по келье. Он старался ступать тихо, чтобы не разбудить раба, но циновки похрустывали под ногами – и Лан-Ар вдруг резко сел на своем подобии постели, уставился на посвященного своими темными и недобрыми глазами.

– Вам не спится, хозяин?

«А достаточно ли я хорошо спрятал карту?»

– Отдыхай, Лан-Ар. Скоро новый день, а у тебя немало работы. Не мешай мне размышлять.

Парень почесал затылок и молча улегся, отвернулся к стене. Но было видно, что он не спит, а прислушивается к сухому шороху циновок под сандалиями посвященного.

«Как странно, – думал Ин-Шатур, – совсем недавно я полагал, что смогу дойти до Вечного Сада и стать подобным Богу, а теперь… я уверен, абсолютно уверен в том, что туда идти нельзя. Спасибо Фэнтару, который вовремя даровал мне разум».

…У него не было имени. Только номер – Десятый. Сколько всего агентов Ордена путешествует по Эртинойсу, не знал никто. Но Десятый даже не путешествовал. Вот уже который год он безвылазно жил в Хатране под видом послушника, подслушивал и подглядывал за одним ничем казалось бы не приметным посвященным. Но метхе, всемогущий синх, придерживался иного мнения, а потому Десятому время от времени казалось, что он так и проведет остаток жизни в Храме Фэнтара да так и отправится к Покровителю из тесной и похожей на щель кельи послушника.

Но однажды все изменилось. Возвращаясь с утренней молитвы, Десятый столкнулся в коридоре с незнакомым ийлуром в одеянии такого же послушника.

– Прошу прощения, – пробормотал Десятый, на что незамедлительно получил ответ:

– Загляни в карман.

Больше этого странного послушника Десятый никогда не видел, но в нагрудном кармане шерстяного одеяния нашел записку.

«Принеси мне дневник Ин-Шатура».

Почерк Десятый узнал и поспешил сжечь записку.

Он знал, что Ин-Шатур вот уже без малого год роется в пыльных архивах и делает записи в маленькой книжке, переплетенной в мягкую коричневую кожу. Что ж… метхе заинтересовался писульками посвященного? Тем лучше. По крайней мере, некое разнообразие в скучной жизни послушника.

…Кабинет метхе. Полумрак, свечи, плачущие воском в тяжелом бронзовом подсвечнике, сплетение запахов корицы, мяты и золотых роз. Синх осторожно перелистывает дневник Ин-Шатура, его рубиновые глаза то вспыхивают, то гаснут. А Десятому страшно. Он всегда боялся старого метхе, наверное, потому, что истинный синх, каким бы он ни был, всегда остается предан Темной Матери. А Шейнира – это Тьма. Все, что есть в смертных от тьмы, называют проклятием Матери синхов…