Ольга Денисова - Придорожная трава

Хорошо хоть фотографы, обещанные Алексеем, успели приехать до того, как сбежала Надежда Васильевна, иначе неизвестно еще, какое впечатление на них произвел бы дом после ее двухдневного отсутствия. Фотографии, кстати, получились замечательные, Алексей прислал их по электронной почте. Через неделю обещал привезти журналы, в которых их удастся опубликовать.

А теперь Ника безуспешно пыталась сварить макароны на ужин, но, как не старалась, они оставались сырыми внутри и переваренными снаружи. Когда в кухню забежали девочки, она дошла до крайней степени раздражения, поэтому на их обычное: «Мама, посмотри», смогла только отмахнуться, чтобы не кричать. В конце концов, дети не виноваты, что у нее ничего не получается с хозяйством.

– Ну мамочка, ну пожалуйста, – затянули они хором, – Сережка наш портрет нарисовал, очень здорово получилось.

– Я сейчас закончу и посмотрю, – прошипела Ника, сдерживая раздражение, – положите на стол и идите отсюда.

Они не стали задерживаться – похоже, ей очень повезло, у детей легкий и незлобивый характер. А может, они просто привыкли к тому, что она так себя ведет? Нет, определенно, надо уделять им побольше внимания, иначе они решат, что их мать – злобная несдержанная мегера.

Макароны пришлось вылить в унитаз, и Ника развела порошковое пюре к сосискам, разогретым в микроволновке. Это блюдо удавалось ей лучше всего.

И только когда все поели, убирая со стола, она наткнулась на толстый ежедневник в твердой синей обложке, который переложила со стола на буфет перед ужином. Ника не сразу сообразила, откуда он тут взялся, а потом вспомнила, что там нарисован портрет ее дочерей, на которой ей предлагается взглянуть. Интересно, там нарисованы две девочки или одна? Кроме нее и Алексея, никто не мог различить близняшек. Она бы не стала смотреть на рисунок, если бы не любопытство – две девочки или одна?

Ника открыла ежедневник на титульном листе и вдруг увидела надпись крупными печатными буквами: «Илья Максимов». Она хмыкнула: забавно. Зачем плотнику ежедневник? Может быть, там есть что-нибудь указывающее на его причастность к происходящему в долине? Надо будет внимательно просмотреть его записи, она может наткнуться на что-нибудь, что прольет свет на его загадочное поведение.

Ника поднялась в кабинет, чтобы никто ей не помешал. Верней, чтобы никто не увидел ее за этим не очень-то достойным занятием. Она чувствовала себя детективом, напавшим на след, но в глубине души шевелилось нечто, похожее на неловкость, как будто она собиралась подсматривать за кем-то в замочную скважину.

Устроившись в кресле за столом, Ника положила ежедневник на колени и начала листать его с конца – ведь то, что ее интересовало, относилось к самому последнему времени. Но вместо деловых записей совершенно неожиданно наткнулась на исписанные и исчирканные вдоль и поперек страницы. Сначала она не поняла, что это может быть. Вверху, на полях красовалась строка, написанная мелким почерком: «Зуба, дуба, погуба, голуба, шуба, клуба, сруба». А потом жирно перечеркнуто. Это что? Шифр? Она приподнялась от волнения. Но то, что ей удалось разобрать дальше, заставило ее расхохотаться. Плотник писал стихи! Она смеялась до слез, сперва над ним, а потом над собой – тоже мне, Штирлиц! Шифры, даты, имена, суммы… А он, оказывается, романтик! Она еще продолжала хохотать, когда почувствовала непреодолимое любопытство – а что же он там пишет?

Она посмотрела по сторонам и даже выглянула в окно. Не увидев во дворе детей, она на всякий случай встала и заперла дверь на задвижку, как будто собиралась делать нечто постыдное. Как школьница, подглядывающая за мальчиками в душе, Ника боялась, что кто-нибудь случайно застукает ее за этим недостойным занятием. Но и запертой двери ей показалось мало – она задернула занавески и включила настольную лампу. Ну вот, теперь ей точно никто не помешает.

Плотник писал стихи про любовь. Банальные, простенькие, но вполне складные. Нет, там были и другие, но читать их Нике не понравилось. Одно из них озадачило ее настолько, что она просмотрела его дважды, но так и не поняла, что он хотел этим сказать:

Дурацкое стихотворение. Кривое и непонятное. Про любовь ему удавалось лучше. Нет, ну какой он, оказывается, смешной! Интересно, кто эта «сладострастная шалунья», про которую написан последний шедевр?

Ника хихикала, как девчонка, листая страницы, и краснела от стыда. Разве можно заглядывать в такие тетрадки? Это, наверное, хуже, чем подслушивать или читать чужие письма. Но от этого любопытство ее только разгоралось, и остановиться она не могла.

Она представила, как бы выглядело его лицо, если бы он узнал о том, что она прочитала эту тетрадь от корки до корки. Вот ему-то она обязательно скажет об этом, только чтобы увидеть, как он будет смущаться, злиться и кусать губы. Так ему и надо! Наглый, зарвавшийся тип!

Даже жалко его. Ну до чего печально! Это, не иначе, бывшей жене. Впрочем, неудивительно, что жена с ним развелась. Судя по его стихам, она не раз дожидалась его поздними вечерами со скалкой в руке – вся тетрадь так и пестрела различными персонажами женского пола. Интересно, кто она? Швея или повариха? Впрочем, мальчик их производит приятное впечатление, может быть, Ника напрасно думает об этой несчастной женщине плохо. А почему, собственно, несчастной? Он ей квартирку оставил, значит, своей у нее не было. И содержит ее и ребенка, Алексей говорил. Какой благородный! Возможно, просто хитрая стерва, вышла замуж за человека с квартирой, а потом выкинула его из собственного дома, как лиса бедного зайчика.

А он и вправду зайчик! Ника снова захихикала. «За миллионом освещенных окон меня теперь совсем никто не ждет». Очень трогательно, прямо до слез. А главное – оригинальней некуда. Может быть, она напрасно подозревала его в злом умысле и организации заговора? Ну разве этот зайчик способен участвовать в заговоре? Может быть, Алексей прав? Чудак и неудачник?