Ольга Денисова - Придорожная трава

– Папка, ты это из-за тетрадки? Ты не расстраивайся так, я сейчас пойду и заберу у них. Ты только не беспокойся, я сейчас…

Сережка пулей вылетел из избушки, а Илья до боли закусил губу, продолжая сжимать бесполезные кулаки. Лучше бы он никогда в нее ничего не писал! Зачем это вообще было нужно? Кому? Бумага все стерпит?

А с другой стороны, кто это будет читать? Никому это не интересно, это даже не чужие письма. Может быть, он напрасно расстраивается? Вероника одним глазом глянет на портреты дочерей и равнодушно отведет глаза. Какое ей дело до того, что еще в этой тетрадке есть?

Илья уперся ладонью в лоб и стиснул пальцами челку. Что же он наделал! Ну что ему стоило убрать тетрадь в спальню, с глаз долой? Мысль о том, что Вероника даже мельком прочтет то, что там написано, приводила его в ужас: больше всего хотелось закрыть лицо руками и забиться куда-нибудь в угол, а главное – больше никогда оттуда не вылезать.

Мишка, одетый и собранный, ждал на крыльце, а Сережка вернулся минут через десять, но тетрадки не принес.

– Она у их мамы в спальне, а мама уехала куда-то. Когда она приедет, они сразу ее заберут и принесут.

Час от часу не легче! Очень хотелось завыть.

– Папка, да не расстраивайся ты так, она же не потерялась! Девчонки принесут, честное слово!

– Идите в магазин, – сухо ответил Илья, – Миш, купите Сережке все, что ему для рисования нужно. Он сам покажет.

Сережка просиял:

– И большой набор красок можно?

– Если он тут продается, то почему нет? – хмыкнул Илья, – а главное, бумаги побольше купите…

– Пап, ну прости меня, я же не знал, что твою тетрадку нельзя брать…

– Да ладно, – Илья махнул рукой.

Едва за ними закрылась дверь, Илья и вправду завыл, обхватив голову руками. Ну за что? В спальне? Она что, перед сном на портреты детей хотела полюбоваться? Или хочет вернуть его вещь лично ему в руки, не доверяя дочерям? Чушь. Она наверняка взяла ее читать! А на внутренней стороне обложки печатными буквами написаны его имя, фамилия и телефон, еще старый, из родительской квартиры. Зачем он это написал? Чтобы каждому, кто заглянет внутрь, стало ясно, чья это вещь?

Может быть, пойти к ней и потребовать вернуть тетрадку? Но если она не заглядывала в нее, то после такого точно захочет ее хотя бы пролистать. И, чего доброго, подумает, будто Илья всерьез относится к тому, что там написано. Нет, он не сможет такого сделать, да он вообще не сможет встретиться с ней глазами, никогда, если представит себе на секунду, что она эту тетрадь читала.

Когда к обеду вернулись Мишка с Сережкой, Илья, конечно, слегка пришел в себя, постарался не думать об этом больше. Но все равно, время от времени мысль о тетрадке и Веронике колола его изнутри, заставляя сжиматься и холодеть. Он не стал напоминать о тетрадке Сережке, тем более что тот был полон энтузиазма начать портить краски и бумагу немедленно. И девчонки скорей всего о ней забыли и до самого вечера так ее и не принесли.

Если днем он еще мог прогнать от себя мрачные мысли, то ночью, как только погас свет и Илья остался наедине с собой, они навалились на него, не давая уснуть. Ему виделось лицо Вероники, листающей его тетрадь с презрительной усмешкой на губах, или, еще хуже, с доброй снисходительной улыбкой. Сами собой вспоминались строчки, написанные там во времена, когда он был влюблен в Лару. И те, которые он писал ей, когда они разводились… И то, что он сочинял совсем недавно, про избушку, и про Мару…

Сон, который, в итоге, сморил его, был мрачен и сер – ему снова, в который раз приснилось болото. Чавкающая вонючая жижа под ногами. Гнилые деревца. Сырость и холод. А потом сон превратился в кошмар – ему снились гусеницы ревущей тяжелой машины, которая рушит стены избушки. Снились так близко, что Илья мог дотянуться до них рукой, прямо перед лицом. Металлический лязг траков оглушал, ему казалось, он своим телом ощущает тяжесть многотонной махины, которая сминает и крушит стены. Свинцово-серые, блестящие бревна избушки хрустят и ломаются, как высохшие ветки, катятся впереди отвала, и на мгновение мелькают между ними крошечные игрушечные домики из спичек.

Он хотел закричать, но тяжесть, придавившая грудь, не давала вздохнуть. Он хватался руками за шевелящийся перед глазами металл, пытаясь задержать, остановить, заклинить ползущие вперед гусеницы. Но под ножом бульдозера рухнула печь, и в воздух метнулся огромный столб дыма, и хлопья золы черно-серым снегом закружились над избушкой, плавно опускаясь на лицо.

Дым, едкий дым! Горький, как полынь и душный, как петля на шее. Илья чувствовал, что задыхается – от ужаса, от горя, от тяжести на груди, и от едкого дыма.

– Вставай же! – резкий пинок в бок вырвал его из кошмара, – быстро!

В спальне ощутимо пахло дымом, но не настолько, чтобы от него задыхаться. Илья открыл глаза и увидел белый сарафан-саван.

– Быстрей! – Мара снова пнула его в бок.

– Что случилось? – Илья сел на кровати, еще не вполне понимая, что было кошмаром, а что происходит наяву.

– Выходите на улицу, быстро. И ничего не бойтесь.

Свет, в окне показался оранжевый свет и снова исчез, как сполох пламени. Илья прижался лбом к стеклу и увидел внизу огонь – еще робкий, но уж набирающий силу. Избушка горела, горела вдоль всей стены, которую он мог разглядеть!

– Ничего не бойтесь, – спокойно сказала Мара.

– Да это же пожар!

– Это пожар, здесь сейчас будет очень дымно, выходите на улицу.

Илья вскочил, вытащил из кровати спящего Сережку вместе с одеялом и пнул ногой Мишкину кровать:

– Мишаня! Поднимайся быстро, мы горим!

Мишка сел на кровати и огляделся.

– Как горим?

– А вот так! Быстро выходим на улицу!

Сережка проснулся и что-то невнятно пробурчал.

– А вещи? Надо вещи выносить!

– К черту вещи, надо огонь тушить, – прорычал Илья, пытаясь отодвинуть засов, – Горит не сильно пока, мы должны успеть.

– Папка, да поставь меня, я уже проснулся!

Илья распахнул дверь ногой и вынес ребенка на крыльцо – ступени не горели, пока можно было выйти свободно. А он как раз боялся, что с выходом возникнут проблемы.

Избушка горела по всему периметру, нижние венцы, служащие фундаментом, занялись основательно. Илья поставил Сережку на землю и кинулся к душевой кабине. Мишка подбежал вслед за ним.

– Не достанем до шланга, надо табуретку подставить! – крикнул он, но Илья дернул шланг двумя руками и почувствовал, что тот подается. Он дернул еще раз, пытаясь повиснуть на нем всей тяжестью, и повалился на колени, когда шланг вырвался из бочки.

– Насос включай, – крикнул он Мишке и потянул шланг к избушке.

Мишка не растерялся, насос заревел, и через несколько секунд упругая струя хлестнула вперед.