Ольга Денисова - Придорожная трава

– Ничего, я тебя вылечу, – прошептал он одними губами, – все будет хорошо.

Усталость навалилась на него внезапно, Илья почувствовал озноб и очень захотел оказаться в постели под одеялом. Он обошел избушку со всех сторон, прощупывая нижние венцы, и, наконец, поднялся на крыльцо.

Мишка давно спрятался внутри и теперь вытирал Сережку огромным махровым полотенцем. Окна были распахнуты, но все равно в воздухе стоял устойчивый запах гари.

– Как думаешь, можно окна закрыть? – спросил он, – По-моему, проветрилось.

– Холодина-то какая, – поежился насквозь мокрый Илья, – закрываем, конечно.

– Ты вытирайся, я закрою, – заботливо предложил Мишка и протянул ему полотенце, легонько хлопнув Сережку по мягкому месту.

Илья скинул мокрые трусы и майку – ливень не смыл с них сажи – и посмотрел на себя со всех сторон. Нет, ни одного серьезного ожога не было, разве что кожа местами облезет, не страшней, чем на солнце обгореть.

– Сережка, ты не обжегся? – спросил он сына, залезающего в постель. Мишка натягивал пододеяльник на одеяло – они водились в избушке в изобилии, ведь ночевали здесь иногда шесть человек одновременно.

– Нет, – ответил парень, демонстративно стуча зубами и сворачиваясь клубком.

– Сам-то как? – поинтересовался Мишка.

– Не, нормально вроде.

– Рожа у тебя красная, – сообщил Мишка.

Илья ощупал лицо – да, кожу жгло, что было неудивительно. Он глянул в автомобильное зеркальце – брови местами опалились, но ресницы остались на месте.

Пока он вытирался и искал сухое белье, Мишка успел закрыть все окна и улечься в постель раньше его. Илья погасил свет и собирался влезть под одеяло, когда услышал какой-то звук в столовой. Интересно, а дверь они закрыли на ночь? В том, что избушку нарочно подожгли, не было никаких сомнений, и опасаться незваных гостей, наверное, стоило.

Он прошлепал к выходу и тут же наткнулся на Мару. Она приложила палец к губам и показала на дверь в спальню. Илья кивнул, прикрыл ее и включил в столовой свет.

– Твое? – с хитрой улыбкой спросила Мара и вытащила из-за спины его синюю тетрадь.

Илья выхватил ее у Мары из рук несколько грубей и поспешней, чем следовало.

– Где ты ее взяла? – со злостью спросил он.

Мара кокетливо покрутила головой:

– Какая разница? Вещь твоя, я тебе ее возвращаю.

Илья скрипнул зубами и поставил тетрадь на полку.

– Ну что ты так нервничаешь, а? Да я и так читаю ее, когда захочу, я уже говорила, – Мара повела плечом, как будто хотела приласкаться к нему.

– Прекрати со мной заигрывать, – буркнул Илья.

– А почему? Слушай, мне так понравилось, что ты про меня написал! Я прямо растаяла, честное слово. Мне никто никогда не посвящал стихов, сколько я за мужиками охочусь.

– Может, они просто не успевают? – хмыкнул Илья.

Мара насупилась.

– А может и правда, не успевают? – она удивленно подняла брови, – но все равно, ты первый. Шалунья, значит? Умереть готов?

Илья отвел глаза и цыкнул зубом.

– И я тут подумала, знаешь… Очень мне тебе приятное захотелось сделать. На Купалу я тебе покажу цветок папоротника. Если успеешь его сорвать, то будешь неуязвим для меня. И тогда люби меня хоть всю ночь – ничего страшного не будет. Я честно говорю, можешь спросить, у кого хочешь. И вообще, цветок папоротника – полезная вещь, у него множество разных свойств, так что цени!

– Слушай, вали отсюда, – прошипел Илья, чувствуя, что сейчас решит не дожидаться Купальской ночи.

– Что, боишься?

– Да, считай, боюсь. Иди, оставь меня в покое.

– Ладно, – довольно ухмыльнулась Мара, – так и быть. Ну, хоть бы поцеловал меня на прощание!

– Уйди, – рявкнул Илья, а потом добавил, – и не смей даже близко подходить к моему ребенку!

Она расхохоталась и нырнула в печную дверцу, и он снова не понял, как ей это удалось. Ну как после этого заснешь?

Алексей уехал рано утром, и Ника снова осталась наедине с домашним хозяйством. День пролетел незаметно, и чем ближе время подходило к закату, тем сильней Нику терзало смутное беспокойство. Она не догадывалась, что ее муж задумал сделать с избушкой, и судьба плотника не сильно ее беспокоила, но ей почему-то показалось, что это выльется в нечто страшное, и это страшное не обойдет ее стороной. А может, она и вправду начала бояться темноты?

С тех пор как девочек с утра пораньше домой привел плотник, она не забывала заходить к ним перед сном, и сидела в детской до тех пор, пока они не засыпали. Чтобы они не спали с горящей лампой, она купила им замечательный ночник в виде полярной совы, и внимательно следила за тем, чтобы он был включен на ночь. Она оставляла дверь в их спальню открытой настежь и не закрывала свою, чтобы они могли позвать ее ночью, если им снова что-нибудь привидится.

Этого оказалось достаточно – теперь дети спали спокойно. Может и к лучшему, что Надежда Васильевна уехала и перестала их пугать? Ника теперь нисколько не сомневалась в том, что их ночные страхи объясняются именно провокационными рассказами суеверной старушки.

В этот вечер она сидела с девочками особенно долго. Может быть, ее смутное беспокойство передалось детям, дети ведь очень чувствительны к эмоциям родителей, а может, они и сами ощущали тревогу, поэтому не могли уснуть. Ей пришлось рассказать им на ночь сказку, хотя она не сомневалась, что ее близняшки давно вышли из этого возраста. В историях у нее недостатка не было, она просто пересказала им сюжет одной их книг фэнтези, о принцессах и рыцарях, которые когда-то переводила. Они уснули примерно на середине.

И снова, уже в который раз, по дороге в спальню ей почудился чей-то взгляд из сумеречной гостиной. Темнело теперь не больше чем на час, в городе, наверное, перестали зажигать на ночь фонари – начинались белые ночи. Но если раньше Ника ждала их приближения, как освобождения от кошмаров, то теперь убедилась: в сумерках таится несравнимо больше страхов и опасностей, чем в непроглядной темноте. Потому что смутные образы ее снов стали видимыми отчетливо во всем своем безобразии.

Нет, она не позволит кошмарам влиять на ее поведение, когда она не спит. Ей хватило истории с котом и газовым баллончиком, больше она не намерена превращаться в посмешище. Как бы ни был осязаем взгляд в спину, Ника, стараясь сохранить спокойствие, зашла в спальню, не закрывая двери, сняла макияж, разделась, осмотрев свое тело, к которому по-прежнему не хотел приставать загар, хотя она проводила на солнце не менее двух часов в день. Открытая дверь ее раздражала, ей постоянно казалось, что за ней кто-то подглядывает, она терпеть не могла готовиться ко сну, не закрывшись. И, хотя она гордилась собственным телом, и не делала ничего, что могло бы бросить на нее и малейшей тени, все равно, ей было неприятно. Но чего не сделаешь ради детей!