Вера Камша - Сердце Зверя. Том 1. Правда стали, ложь зеркал

– Тихо! Дик, тихо!

Отвлечь на себя, на Дракко, на церковников! Поздно… Моро рядом с Диконом. Хватает зубами за плечо ближе к шее, поднимает в воздух, встряхивает, словно норный пес крысу, швыряет вниз, под копыта. Чтобы добить…

Теперь только одно. Грохот… Отдача… Стоящий на четвереньках Дикон и мертвый Моро…

Онемевшая рука сжимает пистолет. Ты попал, ты опять попал. Как у Барсовых Врат. Тогда был просто союзник, просто бириссец, ты его не знал. Ты спасал сына Эгмонта. И теперь тоже…

Осень. Толпа у эшафота, синий прощальный взгляд, уздечка в твоих руках… Ты клялся сохранить. Ты убил … Ты успел вовремя, чтобы спасти Дикона. Ты успел вовремя, чтобы убить Моро…

– Робер! – Дикон поднимается. Он шатается, как пьяный. Он не знает, что только что родился заново. – Альдо… Врача… Скорее!

Врача? Кому? Зачем?

– Монсеньор, я послал за врачом. – Карваль. Как всегда деловит и спокоен. Или нет?

– Правильно. – Нужно подойти и посмотреть. На обоих. Конь мертв, Альдо шевелится. Неужели выживет?

– Монсеньор, – понижает голос Никола, – во имя Создателя, зачем вы приехали?

– Разве непонятно? – Чей это голос? – Я приехал, чтобы убить лошадь.

Крови не было. Совсем. Бледность и неподвижность превратили бы Альдо в упавшую статую, если б не скребущие камень пальцы. Сюзерен лежал на влажных плитах даже без плаща и смотрел в небо широко открытыми глазами. Дикон принялся стягивать с себя камзол; стало больно. Очень. Но юноша продолжал то ли расстегивать, то ли рвать тугие петли.

– Оставь! – прикрикнул Мевен. – Его нельзя трогать! Врач уже идет.

Конечно! Тут же брат Анджело, тот, что лечит Катари… Дикон и сам звал врача, когда напал Моро. Мориск-убийца… Теперь Ричард знал, что значат эти слова, но какой страшной ценой. Сколько проболеет сюзерен? Переломов вроде бы нет, но бледность и одышка! Смотреть и то тяжело, а ведь не успей Эпинэ…

– Где он?

Брат Анджело. Опять хмур и недоволен, но свое дело он знает. Грузная серая фигура заслоняет лежащее тело. Рядом Пьетро и Карваль… Коротышка был честен, он пытался остановить государя. Южанин знал лошадей и не знал о Силе Раканов, а она почти предала. Пусть Альдо не сломал шею и не угодил под копыта, но Моро его сбросил у всех на глазах. Катари испугалась и уверилась в своей правоте. Теперь она ничего не скажет, хотя… Крик про браслет Октавии должен что-то значить…

Ричард посмотрел на террасу. Катарина Ариго все еще была там, стояла, вцепившись руками в перила. Солнце играло на волосах, превращая пепел в золото, но женщина вряд ли понимала, что простоволоса. Катари не отрывала глаз от склонившегося над Альдо серого врача. Она молилась за сюзерена, хоть и винила его во многом… Несправедливо винила.

– Доктор, что нужно… делать? – Мевен всего лишь гимнет-капитан, но заговорил с медиком он. Не выдержал молчания Повелителей.

Брат Анджело оставил Альдо и подошел к сгрудившейся возле Моро свите. На ярком свету врач казался старше, чем в прошлый раз, и выглядел усталым и раздосадованным.

– Лука седла попала не совсем в живот, а в правое подреберье, – почти шепотом произнес он. – Я подозреваю разрыв печени и повреждение крупных сосудов…

– Но ведь крови нет, – пробормотал Карваль. – Совсем нет. Как же так?

– Ее и не может быть. – Голос врача окреп, став уверенным и равнодушным. – Кровоизлияние внутреннее, на это указывают все признаки – бледность, испарина, учащенное дыхание. Я бессилен, дети мои. Нам остается лишь молить Создателя…

Пьетро, словно того и ждал, взялся за четки и забормотал по-гальтарски. Язык древнего величия в устах монашка казался кощунством. Мевен сжал кулаки, Карваль опустил голову, Робер даже не шевельнулся. Альдо скрыл от него затею с Моро, потому что не хотел спорить, но кто-то ведь послал за Иноходцем. Наверняка Карваль. Это все, что он мог сделать для своего короля, а все, что успел Робер, – пристрелить убийцу… Ричард Окделл не сделал и этого, хотя мог, должен был убить Моро, едва того привели. Это вызвало бы гнев сюзерена, но спасло бы ему жизнь.

Альдо пошевелился. Он пытался поднять голову, голубые весенние глаза смотрели осмысленно и твердо. Он все еще был государем. Другом. Храбрецом. Он был самым живым из тех, кто толпился вокруг. Неужели ничего нельзя сделать? Можно!

– Алва! – потребовал Ричард. – Пусть приведут Алву… Святой Алан, что вы смотрите? Скорее!

– Ты что? – полушепотом спросил Робер. – Зачем?

– Ворон умеет лечить… Не хуже морисков! Я знаю…

– Лечить Альдо? – с горечью напомнил Иноходец. – Ворон не святой Оноре, и потом… Тут никто ничего не сделает, Дикон. Тут только не трогать. И ждать…

– Алва знает морисские секреты. – Робер давно ни во что не верит. – Он… Он лучший врач, чем этот… этот монах. Приведите Алву!

– Нет, – тихо, но отчетливо произнес сюзерен, – мы не желаем его видеть. Отойдите, вы загораживаете солнце.

Какое чистое лицо – ни ссадины, ни синяка. Это не может быть смертью. Не может!

– Сколько?

Хриплый шепот Мевена и короткий, безжалостный ответ:

– Полчаса, может быть, час.

Один несделанный выстрел, и конец всему! А ведь Катари говорила, умоляла, предупреждала. И Карваль говорил, а они понадеялись на Кэртиану.

– Эпинэ! – позвал Альдо, шаря взглядом по золотым от солнца крышам. Дик оттолкнул монаха и склонился над сюзереном. На чистом лбу выступила испарина, губы стали серо-синюшными.

– Альдо! Альдо, я тут… Тебе что-то нужно?

Лицо сюзерена исказила гримаса.

– Приведите Эпинэ, – потребовал он. – Мне нужен Эпинэ. Только Эпинэ…

– Я здесь. – Робер опустился на колени и отбросил пистолет, который все еще сжимал в руке. Сталь глухо стукнула о камень. – Не шевелись. Будет хуже.

– Знаю. – Это даже не бледность. Лицо заостряется, синеет, а сюзерен еще говорит. И улыбается бескровными губами Роберу. Только Роберу, остальных не существует. Никого… – Эпинэ, – велит Альдо, – найди Матильду… И увези в Сакаци. Этот… Альберт вас… не выдаст… Уезжай сегодня же… Сейчас! Не вздумай… возиться с этим городом… и спасать всяких ублюдков. Пусть сами выбираются… как хотят.

– Хорошо, – обещает Эпинэ, – я ее отыщу.

– Она здесь… Разнеси этот вертеп по камешку, но найди… Если ей так… нужны эти ублюдки… Темплтон с доезжачим… не трогай их… Альберт примет всех… Понял?

– Да.

– Сегодня! – еле слышно требует сюзерен. Он дышит все чаще и все быстрее, на темных губах розовеет пена. Неужели он не вспомнит? Не простится?