Ольга Денисова - Черный цветок

— Не спорь. Вечером еще раз придем, как проголодаешься, так сразу сюда и придем.

Впрочем, от вина и мяса в сон Есеню и вправду потянуло, и он решил, что ничего страшного не будет, если он немного поспит.

Полоз спросил у хозяина барсучьего сала, и тот с готовностью принес горшочек — хозяин все делал с готовностью, о чем бы Полоз его не просил. Сволочь! За деньги — и любезный, и услужливый. А без денег — иди отсюда, здесь не подают! И наверх проводил, сам лампу нес, и комнату выбрал самую теплую, уже протопленную.

Кровать с мягким матрасом и теплым стеганым одеялом привела Есеню в восторг. Это не нары, и не конюшня, и даже не шалаш!

— Эй, совсем одичал? — усмехнулся Полоз, — раздевайся, в кроватях раздетыми спят. И салом тебя надо растереть, чтоб не кашлял. Вечером велю хозяину воды нагреть, помоемся.

Есеня с готовностью скинул рубаху и рухнул на живот, похихикивая от радости.

— Ого! — Полоз присел рядом с ним на кровать, — ничего себе. Тут не сало нужно, а мята и подорожник. Больно?

— Да ерунда.

— Погоди. Сейчас спрошу хозяина. Позеленело все, смотреть страшно.

Каждый стук в дверь — днем ли, ночью — заставлял Жмура вздрагивать. Он почти не сомневался, что это вернулся Есеня, и сам понимал, что надежды его тщетны. Идея уйти в Кобруч и поселиться там, овладевала Жмуром все сильней. Это стало бы спасением от всех бед, обретением потерянного равновесия. Он скучал и по Надеже с дочерьми, но за них сердце у него не болело, о сыне же он горевал, будто с ним на самом деле случилось непоправимое. И только стуки в окно — редкие и случайные — возвращали Жмуру надежду. Впрочем, чтобы тут же отобрать.

Жмур никогда не умел вести хозяйства, и дом быстро пришел в запустение. Он не готовил себе, и ел преимущественно хлеб с молоком, изредка покупая мясо. Теперь он копил деньги на отъезд в Кобруч. Половину он отсылал Надеже, тратил жалкие медяки, а остальное откладывал.

В кузне было пусто, невыносимо пусто. Чертежи, которыми Есеня изрисовывал пол, давно затоптали. И хотя помощи в ковке от сына было маловато, но Жмур угрюмо, с ненавистью к себе, думал, что он теперь «однорукий кузнец». Да и качество заготовок сразу стало хуже — без Есени Жмур портил их одну за одной. И откуда мальчик знал, когда надо выдергивать железо из огня? Нет, наверное, не так уж были и плохи изделия Жмура, но раньше ни один мастер в городе не мог сравниться с их кузней по качеству железа. Оружия Жмур теперь не ковал — благородный Мудрослов ни разу не появился у него с тех пор, как узнал об отливках.

Как-то осенью, когда Жмур обедал, в одиночестве сидя за столом и надеясь покончить с едой как можно скорее, в окно к нему постучали. В это время ни молочница, ни булочник обычно не приходили, и Жмур бросился к калитке — это Есеня! Дурачок, зачем же он ходит по городу среди бела дня!

Но, конечно, обрадовался он напрасно, однако сильно удивился. К нему пришла Чаруша, подружка Цветы, девочка, которую Жмур прочил сыну в жены.

— Здравствуйте, дяденька Жмур, — сказала она немного испуганно, — меня к вам батя прислал.

— Заходи, — Жмур пожал плечами и проводил ее в дом, — дело у твоего отца какое?

— Нет, он мне велел у вас прибраться и еды вам сготовить. Вы же один живете, кто же за вами ухаживает?

Сначала Жмур хотел отказаться, но потом подумал, что принять помощь от невесты сына не так уж и зазорно. И потом… Ему мучительно хотелось с кем-нибудь поговорить. Внутри у него что-то ныло и зудело, словно зуб у младенца, который никак не может прорезаться, вырваться наружу.

Девочка тут же принялась за уборку — а за месяц отсутствия Надежи работы накопилось много — и Жмур с удовольствием смотрел на то, как споро у нее это выходит. Замечательную невесту он нашел Есене! Долго выбирал, присматривал: чтоб на лицо была хорошенькой, чтоб фигурой не обделена, и аккуратная, и работящая, и сноровистая. Такая, чтоб этот волчонок не смог сопротивляться. Жмур подозревал, что женить парня придется силой, но все же надеялся на мирный исход дела. Ведь какая девка! Кровь с молоком, посмотришь — не наглядишься. И ростом небольшая — будет на мужа снизу вверх смотреть, и здоровая, крепкая — детей нарожает. Да разве от такой невесты можно отказаться? А главное, Есеня ей приглянулся, Жмур видел, как она на него смотрит. С восхищением смотрит. Да что еще для счастья надо?

И тут как обухом по голове его ударила мысль: а захочет ли теперь Смеян отдать дочь за Есеню? Раньше этот брак был Смеяну приятен: как же, дочь кожемяки да в семью кузнеца! Жмур на девку смотрел, а не приданое. Смеян, хоть и кожемяка, а человек работящий, порядочный. И семья у него хорошая. А что денег много не накопил, так с девкой жить, а не с деньгами.

А теперь? За разбойника дочь замуж отдавать? И ведь не скажешь Смеяну, что они уедут в Кобруч, и будут жить там лучше, чем жили здесь. Не объяснишь, что все закончится, рано или поздно.

— А что, батька твой еще не передумал тебя за Есеню отдавать? — спросил Жмур.

— Мама возражает очень, говорит, что батя меня несчастной хочет сделать. А батя сказал, что его слово тверже камня. Обещал Жмуру дочь — и пока Есеня жив, он своего слова назад не заберет.

— Ну а ты? Еще не передумала?

— Что вы, дяденька Жмур! Есеня же вернется! Ну и что, что он с разбойниками жил, я тоже с ним к разбойникам уйду, если надо будет. Им ведь надо стирать и готовить, правда?

Жмур кивнул — глупая! Она и не представляет, о чем говорит! Ведь девочка совсем, еще и пятнадцати нету.

— Только мне кажется, Есеня на мне жениться не хочет, — она вздохнула, как взрослая. Наверное, так вздыхала ее мать.

— Чего это ты решила? Да кто ж от такой как ты откажется-то? И потом, мое слово тоже тверже камня. Как отец скажет, так он и сделает.

Жмур подумал, что тут он, конечно, перехватил. Кто его, волчонка, знает? Если упрется рогом, ни за что не переломишь.

— Нет, я так не хочу… — улыбнулась Чаруша, — зачем же его несчастным на всю жизнь делать.

— Да не будет он всю жизнь несчастным, не бойся. Он если жениться и не захочет, то только чтобы мне назло сделать. Он такой… Его голыми руками не возьмешь, — Жмур и сам не заметил, что в его словах промелькнула гордость.

— Дяденька Жмур, а расскажите мне про него, а?

— Да что про него рассказывать? Шалопай он непутевый, — Жмур спохватился, — нет, дельный парень, конечно, и добрый. Добрый — это очень важно, чтоб жалел тебя, детишек жалел. Сестренок он любил, знаешь как? Никому в обиду не давал. Даже мне. Как-то девки разбаловались, маленькие были. Клене лет семь, а Цвете — девять. Со стола горшок со щами уронили, прямо перед обедом. Хорошо, не обожглись. Их, вообще-то, мать воспитывала, я редко совался. Но тут так разозлился: ведь говорила мать — уймитесь, уймитесь! Ну, побежал в конюшню, схватил вожжи. Щас, думаю, будет вам! Девки испугались, в спальне спрятались. А этот — мелкий такой был, как клоп. Одиннадцать ему только что исполнилось, едва до пояса мне доставал. Встал перед дверью и говорит: не дам сестренок, они маленькие! Я его с дороги одним ударом отбросил — очень я злился. Дверь распахнул: девки в углу сидят, ревут. Есеня меня догнал и на вожжах повис. Вцепился — не оторвать. Я и так его, и так: и подбросил, и об пол шмякнул — не отпускает. Пока с ним разбирался, вся злость на девок прошла. Мамка тем временем щи убрала, вроде, как и не случилось ничего. Тогда-то я только сердился на него: ну куда суется? А сейчас думаю — ведь отважный какой! Я его пальцем раздавить мог, как муху. Я злюсь когда, и голову потерять могу, и силы своей не чувствую. Ведь страшно ему, наверное, было… Маленький ведь.