Ольга Денисова - Черный цветок

— Посмотри! — Есеня мотнул головой в сторону ножа и сабли.

— Ого! Обманул, значит, пацанов? — хмыкнул верховод, разглядывая лавочника.

— Но-но, — лавочник потянулся рукой к колокольчику.

— Нам некогда, — улыбнулся ему Полоз, — а то бы меня твой вышибала не напугал. Жмуренок, идем быстрей.

— Что-то случилось?

— Да. Мы уезжаем, — он первым вышел за дверь, огляделся по сторонам, и только потом потянул за собой Есеню, — сумерки. Скорей бы стемнело.

— Да что случилось-то?

— Я только что видел портрет работы большого художника Избора. Твой портрет. И висит он на трех базарах, в порту и на главной площади. Очень похоже, между прочим.

— Ничего не понял…

— А под портретом — надпись. Тот, кто приведет этого юношу в сторожевую башню, получит двадцать золотых. Двадцать, Жмуренок! И, если захочет, сможет стать счастливым обладателем сабли из «алмазного» булата! А тому, кто укажет его местонахождение страже, дадут немного меньше — пять золотых. Сейчас половина Урда ищет тебя по всему городу! А вторая половина надеется тебя встретить и всматривается во встречные лица.

Полоз неожиданно остановился, и одна котомка медленно сползла у него с плеча.

— Полоз! Ты чего? Тебе плохо?

— Сейчас пройдет. Дай снежку пожевать…

Есеня поискал глазами хотя бы один клочок чистого снега, и нашел его возле самого забора.

— Спасибо, — Полоз сунул снег в рот и провел по лицу мокрой рукой, — сейчас. Бегал много.

Есеня забрал у него котомки.

— Ты знаешь, как называют на востоке булат, который я сварил?

— Нет, а что? — Полоз дышал глубоко и шумно.

— Харалуг!

— Правда? Вот забавно. Никогда не знал, что означает это имя. Звучит красиво.

— Да не забавно, Полоз! И не красиво! Послушай: когда-нибудь харалуг откроет медальон!

— Балуй, пойдем. Потом поговорим, а?

— А куда мы идем?

— К Остромиру. Раз уж нам повезло достать денег до того, как тебя начали ловить, вернем долг и уедем с чистой совестью. Слушай, а я ведь не верил! Надо же! Двенадцать золотых за ножик! Из гвоздей! Это покруче, чем золото из ртути, а? — Полоз на ходу обнял Есеню за плечо и прижал к себе.

— Полоз, может, отсидимся где-нибудь? Я еще один ножик сделаю.

— Не ерунди! Ты понимаешь, какие деньги за тебя обещаны? Трех золотых нам хватит до дома добраться и еще останется.

— Да я же не из-за денег…

— Не выдумывай.

Около дома учителя Полоз осмотрелся по сторонам, и оставил Есеню на улице.

— Если услышишь шум — беги. Беги к перевозчикам, и уезжай отсюда, меня не жди. Я как-нибудь разберусь.

— Опять?

— Да! Опять, и всегда! У тебя медальон, а не у меня. Договаривались: я хорошо дерусь, а ты хорошо бегаешь.

— Ага… чтоб тебе снова голову проломили? — проворчал Есеня.

— Дурак ты. За то, чтобы открыть медальон и жизни не жалко. Это же… это гораздо важней, чем жизнь. Это — справедливость. Стой здесь.

Полоз скользнул в сад и тенью мелькнул между деревьев. Есеня думал, что он войдет в дверь, но тот подошел к темному окну комнаты для занятий, немного повозился около него, и окно бесшумно распахнулось. Полоз пролез в дом, и не больше чем через две минуты появился снова. Есеня выдохнул с облегчением.

— Ты что, даже спасибо ему не сказал? — спросил он, когда Полоз вышел из сада на улицу.

— Я оставил записку.

— Ты и ему не доверяешь? — удивился Есеня.

— Доверяю. Но кто знает, может быть, тебя там ждут… Ведь ждали же тебя у Улича.

— Правда? А как ты забрал вещи?

— Их было всего двое… — усмехнулся Полоз.

— А… а Уличу они ничего не сделают?

— Он ушел. Он вернется, когда все закончится.

Когда они спустились к морю, совсем стемнело, но порт еще жил и копошился — обычно в это время заканчивалась перегрузка. Полоз велел Есене пониже надвинуть шапку на глаза — им навстречу с работы шли грузчики, докеры, рыбаки. Впрочем, никто к Есене не присматривался. Шторм закончился, и ученики, подгоняемые хозяином, все еще перетаскивали мешки к лодкам. Полоз оставил Есеню в тени широкого навеса, куда складывали товары, ожидающие отправки на базары, и подошел к хозяину. Он ничего ему не сказал, только поманил пальцем: хозяин послушался и двинулся к навесу вслед за Полозом.

— Балуй! — улыбнулся хозяин, разглядев в темноте физиономию Есени, — а я думал, тебя уже поймали. Утром как увидел твою рожу на входе в порт, подумал — пропал работник.

— Нам надо уехать, — сказал Полоз.

— Да я понял, — кивнул хозяин, — подождите с полчаса, сейчас разгрузят ребята…

— Утром лодки пойдут?

— До утра вас кто-нибудь продаст, так что ждать не будем. Я вас до санного пути сам отвезу, и моим ребятам передам. Там тоже перегрузка, так что успеем вчерашнюю партию застать. И не бойтесь, мы своих работников в обиду не даем.

Море еще волновалось, и под причалом, где они укрылись, пахло солью.

— У тебя есть медяк? — спросил Полоз.

— У меня есть пять медяков и три золотых, — ответил Есеня.

— Кинь в море медяк.

— Зачем?

— Примета такая. Если оставишь морю монетку, то обязательно к нему снова вернешься.

Сани, запряженные парой лошадей, весело бежали по крепкому льду. И хотя зима пребывала в своих правах, тяжелые тучи отливали той мрачной грозовой синевой, которая появляется в небе только к весне. День рос стремительно, и каждый вечер наступал все позже и позже.

Полоза укачивало от тряской езды, он был бледен и неразговорчив, и Есеня скучал, глядя по сторонам. Домой. От тоски хотелось завыть: не в Олехов — Полоз его туда не пустит, а в лес, к вольным людям. Есеня соскучился по ним: и по Хлысту со Щербой, и по маме Гоже, и по Рубцу… Но куда как сильней он хотел увидеть маму, сестер, отца. Хотя бы одну ночь переночевать дома! Проснуться под шипение сковороды, от запаха оладий, которые мама жарит на завтрак, услышать возню и повизгивание сестренок, стук молота в кузне — отец всегда вставал рано, раньше всех. И теперь Есеня понимал почему. Потому что у него не было Полоза, который может обнять за плечо и сказать: я подумаю о деньгах, а ты беги в кабак. Зато есть пятеро детей и их мать, и все они едят три раза в день, тепло одеты, у них большой и прочный дом, который не сравнить с халупами Кобруча.

Есене так хотелось прийти домой и рассказать отцу, что он все понял, что он любит его, что никогда больше не будет ему грубить. Он откроет медальон, что бы Полоз ему ни говорил, и тогда все станет хорошо, они будут жить все вместе, и он сварит булата сколько угодно, а отец будет его ковать.

Ночевали они на постоялом дворе. Полоз смотреть не мог на еду, Есеня же ел за двоих. Перевозчик не обманул, и отдал десять серебряников с золотого, как Полоз ни убеждал его в том, что деньги у них есть. Два золотых разделили пополам — на всякий случай. Если придется расстаться, ни один из них не останется на бобах.