Ян Ирвин - Тень в зеркале

Караной овладело любопытство, и она осторожно подползла поближе, стараясь, впрочем, оставаться вне досягаемости длинных рук вельма. Ей никогда не приходилось лее странное существо.

— Кто же ты на самом деле? — спросила она.

— Я — Идлис, целитель.

— Это ты-то целитель?!

— А что тут такого? Нам тоже бывает больно. Мы тоже болеем и умираем.

Эти слова поразили Карану, которая считала, что в вельмах нет ничего человеческого.

— Но откуда вы взялись?

— Раньше мы жили в снежной пустыне. Это было давно… — Идлис на мгновение задумался, — очень давно. Когда-то у нас был любимый хозяин, который о нас заботился. Потом мы его потеряли. Мы даже не помним, кем он был, так давно это было. — Идлис говорил грустно и задумчиво; потом выражение его лица изменилось, и он заговорил со злобой: — А теперь мы служим Иггуру, хотя он нас ненавидит и называет уродами. Нам стыдно, но мы ему подчиняемся.

— Но почему?

— Мы — вельмы! — с чувством произнес Идлис так, словно этим было все сказано. Потом, заметив недоумение Караны, добавил: — Лишившись хозяина, мы существовали бесцельно. Сейчас мы служим Иггуру за неимением лучшего… Ты убьешь меня?

— Нет.

Вельм начал извиваться. Карана отпрыгнула было в сторону, но тут же поняла, что Идлис пытается заползти в ее тень. Казалось, воспаленная кожа вот-вот начнет сползать кусками с его лица. Он пытался защитить грудь от солнца костлявыми руками.

— Оно жжет меня огнем!

Карана ничего не ответила, пристально всматриваясь в обожженное лицо вельма. Из глаз у него сочились густые желтые слезы, но он ни о чем ее не просил.

— Мне жаль тебя, — сказала Карана. — В этом моя слабость.

Вельма передернуло.

Его маска лежала шагах в двадцати от Караны. Она подошла и подняла ее. Маска была сделана из желтой кости. Идлис бесстрастно взглянул на Карану. Ей следовало бы перерезать ему горло, но вельм так страдал, что жалость взяла в ней верх над ненавистью.

Карана приблизилась к Идлису и бросила маску на землю недалеко от вельма, который обнаружил неожиданное чувство собственного достоинства. Он протянул к маске руку и потрогал ее, потом медленно и с видимым усилием встал на ноги и поклонился девушке, не вытирая желтых слез, струившихся у него по щекам. Карана с удивлением наблюдала за Идлисом, который поднял маску и надел ее на лицо.

— В слабости и заключается твоя сила, — сказал Идлис. — Своей жалостью ты унижаешь меня. Для меня это хуже смерти. Никто и никогда не был добр ко мне.

Он произнес слово «добр» с содроганием, словно говоря об оскорблении или святотатстве. При этом он ощерился так, что стали видны белесые десны и собачьи клыки.

— Что же мне делать? Отпустить тебя было бы предательством. Но моя честь требует отплатить за благодеяние даже врагу. Подойди и покажи мне запястье. Я вижу, оно сломано… Не бойся, сегодня я не стану мстить тебе за то, что ты сделала с моей собакой.

Запястье Караны так раздулось и болело, что она все время держала его здоровой рукой. По сравнению с ним разбитое колено казалось простой царапиной. Каране не были чужды понятия чести и долга, но представления вельма были за пределами ее понимания: как он мог лечить ее сегодня, намереваясь завтра убить?! Нет, эти вельмы словно с другой планеты, им нельзя доверять! Когда Карана представила, что ей придется подойти к нему, а он будет прикасаться к ней холодными липкими пальцами, ее всю передернуло.

Она решила, что лучше терпеть боль, и решительно сказала:

— Обойдусь без твоей помощи.

— Тогда уходи. Я буду сидеть здесь еще полдня, и пусть меня потом за это сурово накажут!

Карана сделала шаг назад, но снова взглянула на Идлиса и остановилась. Его кожа багровела на глазах, покрываясь огромными пузырями на плечах, руках и груди. Он наверняка ужасно мучился, хотя это выдавала лишь мелкая дрожь.

Она засунула сломанную руку в карман, пытаясь хоть как-то облегчить боль, и случайно нащупала там давно забытую плитку шоколада, подаренную ей Таллией в Предле. От мысли о шоколаде у нее сразу же потекли слюнки. Не спуская глаз с Идлиса, она развернула шоколад и разломила его на две части.

— Сегодня у меня день рождения, — сказала она, протягивая ему половину.

У Идлиса дернулось лицо, и из одного глаза потекла желтая слеза.

— Я по-прежнему твой враг, — сказал он, склонив голову. — Но желаю, чтоб хотя бы сегодня у тебя все было хорошо.

Они сидели и молча жевали шоколад. Каране казалось, что никогда раньше она не ела ничего такого же вкусного, такого восхитительно сладкого. Она была рада, что поделилась лакомством с Идлисом.

— Приближаются мои соплеменники, — сказал тот. — Увидев мои мучения, они сочтут себя опозоренными и захотят отомстить. Беги!

Карана проследила за его взглядом. Примерно на расстоянии полулиги от них над каменистой равниной поднималось облачко пыли. Карана пошла прочь не оглядываясь. Она хотела удалиться медленно, с чувством собственного достоинства, но ей было так страшно, что ноги сами собой двигались все быстрее и быстрее, а когда она поняла, что находится вне поля зрения Идлиса, пустилась бежать и бежала не останавливаясь, покуда хватало сил.

Много часов за ней не было погони, но после всего увиденного и услышанного она непрерывно ощущала присутствие вельмов, а лицо Идлиса постоянно стояло у нее перед глазами. Карана снова перевязала себе запястье, но опять неудачно. Оно все время болело, и девушка почти не могла пользоваться правой рукой. Она несколько раз пересекла Сандорские холмы в разных направлениях, пробираясь к Хетчету и лежавшим за ним горам, хотя при этом ее и не покидало чувство, что вельмы гонят ее к очередной западне.

Теперь их было пятеро, и они скакали верхом. Карана часто видела их вдалеке. Они ехали на большом расстоянии друг от друга. Хотя в этой холмистой местности Каране и удавалось снова и снова скрыться от них, не было никакой возможности проскользнуть между ними, и она была убеждена, что идет туда, куда нужно им. Наконец в конце дороги замаячили Хетчетские Ворота — ложбина между холмами, среди которых когда-то стоял славный город Хетчет.

За последний месяц Карана ожесточилась и утратила чувство юмора. Она постоянно мерзла, ее преследовали одни и те же мысли. Труднее же всего было все время подавлять свои эмоции. Однако вельмы шли за ней по пятам, и ей было необходимо решить, куда идти дальше.

Каране по-прежнему хотелось добраться до Чантхеда и разыскать там человека, знающего Предания, которые помогли бы ей решить, что делать с Зеркалом. У нее были знакомые в Чантхеде, но среди них не было летописцев. Правда, она знала директора Школы Преданий, маленького, сухонького старичка по имени Вистан, с которым ее отец встречался, когда Карана была совсем маленькой. Вистан все еще жил в Чантхеде, или по крайней мере жил там несколько месяцев назад, когда она приходила туда в последний раз. Если бы она набралась храбрости обратиться к нему, он наверняка смог бы познакомить ее с нужными людьми.