Наталья Резанова - Ночь Гарпалики

– Она была посвящена подземным богам, – тихо сказал кто-то у него за спиной.

Меламп раздвинул толпу.

– Уберите сеть, – приказал он. Пастухи не слишком усердно принялись очищать сеть от камней. Меламп склонился над кровавым месивом, бывшим недавно телом царской дочери. Странно, правая рука, продолжавшая сжимать меч, осталась неповрежденной. На запястье Меламп узнал браслет из янтаря – единственное украшение, которое всегда носила Гарпалика. Браслет достался ей от матери, бывшей родом откуда-то из северных краев. Подошедший Ярб попытался вырвать меч из мертвой руки, но пальцы закостенели на рукояти. Тогда Ярб вытащил свой нож с широким лезвием и принялся рубить руку. Меламп был возмущен.

– Как ты смеешь?

– Мне нужен этот меч! У нас почти нет бронзы, только дубинки и каменные ножи! А я должен защищать свое селение!

– А царь должен получить доказательство ее смерти! Он узнает меч… хотя… – Меламп помедлил – …хорошо. Отдай мне браслет. И пусть твои люди сложат погребальный костер.

– Я бы бросил эту падаль воронам… Бери свои желтые камешки. – Ярб освободил окровавленный обрубок от всего, что его отягощало, и швырнул на землю.

Меламп задумчиво сжал браслет в кулаке. Это мужичье не знает цены солнечному камню, между тем финикийские купцы платят за него золотом… Может быть, он даже сможет получить в обмен настоящий железный меч, который дороже золота… Пусть царь верит на слово.

Киссей, колесничий Мелампа, во время охоты находившийся при лошадях, складывал сеть, чтобы унести ее. Остальные, не желая особо утруждаться, разложили костер прямо на дороге, вытащив поленья из завала. Пламя, взметнувшееся на дороге, казалось отсветом догоравшей рощи Бендиды. И ночная тьма стала багровой. Пастухи толпились у костра, глядя, как горит изуродованный труп. Похоже, им доставляло злобную радость сознание, что прах Гарпалики, разбросанный по дороге, ежедневно будут топтать их стада. Тут же освежевали конскую тушу, не собираясь соблюдать обычай царского войска, предписывающий сжигать коня вместе с хозяином. Внезапно раздался хриплый вопль. Меламп обернулся. Ярб, стоявший там, где он его оставил, падал на землю, хватаясь за грудь. Несколько человек кинулось к нему.

– Змея ужалила!

– Верно! Я сам видел, как змея скользнула меж камней…

Меламп приблизился. Черная, клочковатая борода Ярба была задрана к багровому небу, лицо его искажали конвульсии. Верно ли, что Гарпалика носила на теле змеиное клеймо? Теперь уже не узнать…

Ярб открыл глаза, прислушался.

– Не было змеи, – отчетливо произнес он. – Так… удушье прихватило, – и он сделал попытку подняться. Его подняли и повели прочь. Никто не заметил, как самый молодой из пастухов, именем Ферет, опасливо оглянувшись, подобрал обрубок мертвой руки, и, подбежав к костру, бросил его в огонь.

Тем и закончилась ночь Гарпалики.

На следующее утро Меламп отправился назад. У него не было причин задерживаться в Медвежьем Броде. Киссей, опытный возница, легко находил путь среди дикого бездорожья, и, по прошествии двух дней им предстояло только пересечь Гебр, как Меламп заметил, что к нему направляются два всадника. Он изготовился к бою, но те двое ехали открыто и ничем не выказывали враждебных намерений, и по мере приближения он их узнал. Это были Бут и Дриоп, воины царской охраны. Они приветствовали его ритуальным жестом. Ахейский обычай ездить на колесницах плохо прививался здесь, – предпочитали передвигаться верхами, подобно соседям-степнякам. Меламп и сам бы отправился верхом, если бы не сеть. На сложенную сеть они и смотрели.

– Ты был на травле? – спросил Бут.

– Верно.

– И удачна ли была охота?

– Да. Бендида была благосклонна.

– Так где же твоя добыча? – вступил Дриоп.

Это были обычные вопросы, но что-то в них настораживало. Меламп оглянулся, ибо всадники остановились по обеим сторонам его колесницы.

– Я оставил ее в горах, – немного помедлив, ответил он.

– А если тебе не поверят, чем ты докажешь, что охота была удачной, и добыча не ушла невредимой?

– Кто осмелится меня спрашивать? – резко откликнулся Меламп. – А если и так, свидетельство у меня найдется!

И внезапно на него снизошло откровение. Не случайно они встретились, и не случайны были их вопросы. Гемос убрал Гарпалику его руками, а затем. дабы не вызвать недовольства в войске, послал этих двоих покарать его, убийцу!

Они, скалясь, смотрели на него. Затем все решило одно мгновенье. Бут, угадав намерение Мелампа, выбросил перед собой короткое копье, но в это время Киссей, ничего не понимая и не успев загородится щитом, выдвинулся вперед. И копье, не достав Мелампа, пронзило тело возничего. Бут же оказался на расстоянии вытянутой руки, и рука с мечом его достала, рубанув по горлу слева направо. Он запрокинулся в седле, и конь его, храпя, метнулся прочь, и так же метнулись в страхе кони, впряженные в колесницу. Меламп едва успел перехватить поводья из рук Киссея, рухнувшего наземь, но остановить колесницу был уже не в силах. Кони, развернувшись, понесли обратно в лес. Дриоп с проклятиями гнался следом, честя Мелампа трусом и рабом. Но Меламп вовсе не бежал поединка. Кони словно взбесились и мчали, не разбирая дороги. Колесница билась о деревья, и Меламп явственно слышал треск ободьев, и едва удерживался на ногах. Если б поводья лопнули, он бы вылетел из колесницы. Но произошло и вовсе неожиданное. При очередном сокрушительном ударе, когда полетело колесо и повозка накренилась набок, сложенная сеть зацепилась за выступающий сук, развернулась во всю ширину и натянулась между деревом и колесницей. Мчавшийся следом Дриоп не успел замедлить скачки, и конь его с разлету грудью врезался в бронзовую сеть, и, отброшенный назад, рухнул на спину вместе с седоком. Этот удар прикончил и колесницу, поскольку сеть поневоле стреножила лошадей. Меламп успел спрыгнуть наземь. С обнаженным мечом он бросился к придавленному телом коня Дриопу, однако последнего удара не понадобилось. У того была сломана шея. Меламп выпряг бьющихся среди обломков колесницы лошадей и только теперь позволил себе передохнуть.

Путь назад, на восток ему заказан. Царь наверняка отдал приказ убить его, и недостатка в мстителях за Гарпалику не будет… Нужно пробираться на запад или к морю… Ни за что б не сознался он себе, что впервые в жизни испытывает приближение страха. Как и все, Меламп не мог отделить себя от своего круга, от своего племени. Таков был удел человека. Из всех людей только купцам, морякам и бродячим певцам положено странствовать меж племенами, а Меламп не принадлежал ни к первым, ни к другим и ни к третьим. Изгои могли жить только так, как Гарпалик и его дочь – охотой или разбоем.