Генри Олди - Рубеж

Тетка сказала, что звезды - это горячий пар. Совсем горячий. Она так думает. Я ответил, что горячий пар - это не звезды, а то, из чего они состоят.

Она удивилась.

Дядька Князь стал говорить с теткой другими словами. Они думали, что я не понимаю. Дядька Князь говорил, что его обманули. Что его обманул я. Я должен был всех спасти. Но не спас. Не спас, потому что радуга снова в небе. Каждый день.

Радуга очень красивая! Почему дядька Князь сердится?

Я чуть не заплакал, но вспомнил, что мне плакать нельзя.

Тетка сказала дядьке Князю, что я скоро вырасту.

Они стали говорить тихо. Я не подслушивал. Подслушивать нехорошо. Я смотрел на звезды. Звезды красивые. Я искал. Я нашел!

Я нашел!

Меня спросили, почему я кричу. Я сказал, что нашел свое имя. Мое имя - звездочка. Я это знал, но забыл. Потом вспомнил. Звездочка белая и большая.

Дядька Князь сказал, что белую звездочку у них называют Тацел. Я ответил, что слово Тацел мне не нравится. Тетка сказала, что у меня дома эту звездочку называют разными именами. Я ответил, что имя может быть только одно, его лишь произносят по-разному.

Они снова удивились. Я хотел сказать, что имя тетки тоже произносят по-разному. Дядька Князь называет тетку "Сале". Братик называет "Сука поганая" и "Колдунья". Себя она называет "Куколка".

Но я не сказал. Она испугается.

Я не знаю, что означает слово "эвакуация". Надо спросить у братика.

Добрый дядька далеко. Ему хорошо, но он не хочет обо мне думать. Мне грустно.

Братик смешной. Он опять сидит у кувшина, в котором нет смыслы. Он плачет.

Я хотел его спросить, что значит "эвакуация".

Я хотел спросить его о батьке и мамке.

Я не спросил.

Он плачет. Он ругает плохими словами себя. В словах - черные смыслы. Меня он тоже ругает. Братик думает, что я во всем виноват. Я - и батька.

Я не выдержал и заплакал.

Надо сказать дядьке Князю, чтобы у братика отобрали кувшин. Кувшин плохой.

Тетка не хотела со мной говорить. Тетка боится. У нее во рту - много ядовитых закорлючек. Теперь я знаю - это тоже смыслы, но очень плохие.

Я умный. Я не стал спрашивать тетку, что значит "эвакуация". Я не стал спрашивать ее о батьке. Я спросил, как помочь Ирине Логиновне Загаржецкой. Ей очень плохо. Мои смыслы не помогают.

Тетка мне сказала, что она говорила с дядькой Князем. Дядька Князь не любит Ирину Логиновну Загаржецку. Он ее убьет. И добрый дядька ее тоже убьет, если увидит.

Тогда я сказал, что сам убью их всех. Кроме доброго дядьки.

Тетка не испугалась. Она сказала, что я молодец. А с добрым дядькой она сама поговорит. Потом.

У меня дома звездочку называют разными словами. Я все запомнил, но эти слова мне не нравятся.

Надо спросить доброго дядьку. Добрый дядька знает много слов.

Бабочки подрались. Они глупые. Из-за них пленочки чернеют.

Странно, она все еще была жива.

Тело словно исчезло. Перестали ныть вздернутые вверх, закованные в железо руки, затихла боль в истерзанном лоне, в разбитых, истоптанных коваными сапогами, ногах. Все стало каким-то стеклянным, пустым, ненастоящим.

Но она все еще жила. И это казалось самым страшным.

Окровавленные, потрескавшиеся губы еле заметно шевельнулись. Легкий хрип, стон. Слова рождались сами собой, негромкие, горькие.

- У долини огонь горит,

Коло огню турок сидит.

Турок сидит - коня держит,

Коня держит за поводы,

За поводы шовковые.

Биля него дивча сидит.

Дивча сидит, слизно плаче,

Слизно плаче, турка просит…

Ярина не плакала - слезы давно исчезли. Да и поздно плакать. Надо было собраться с силами, привстать, собрать остатки жизни воедино, словно капли со стенок битого кувшина.

- Пусти меня турчиночку,

Побачиты родыночку

Ще й ридну Вкраиночку.

Сестра сестри промовляе:

Проси, сестро, турка-мужа,

Нехай русу косу утне,

Най до мамки ее пошле.

Все-таки ей удалось приподняться. Стеклянное тело не слушалось, сопротивлялось. Кровь текла из прокушенной губы, но Ярина не чувствовала, лишь краешком сознания дивилась, отчего во рту так солоно.

- Най ся мамка не фрасуе,

Най нам вина не готуе.

Бо ми вино утратили

Пид явором зелененьким

Из турчином молоденьким…

Привстала, с трудом прикрыла сухие, словно из ржавой жести, веки.

Прости, Богородица Пресвятая! Прости, мир крещеный, родная земля!

И ты, батьку - прости!

Удара не почувствовала - словно и не о каменную стену головой билась. Сцепила зубы, застонала, ударила сильней. Еще! Еще! Кровь лилась по затылку, заливала волосы, стекала на шею.

Еще! Еще! Еще!

И тут вернулась боль - навалилась, окутала кровавым покрывалом. Ярина захрипела, дернулась, снова ударилась головой о холодный камень, о равнодушную мертвую стену.

- Не надо! Не надо делать больно!

Чужой голос донесся глухо, словно из несусветной дали.

- Не надо!

Ярина открыла глаза, все еще не понимая, не веря.

Ее соседка, обезумевшая, лишившаяся речи…

- Ирина Логиновна Загаржецка не должна делать так больно! Не должна умирать!

И тогда она закричала. Завыла, забилась, пытаясь порвать державшие руки цепи. А странный, незнакомый голос все повторял, повторял:

- Не надо! Не надо! Не надо!

Сначала она поняла, что ее руки свободны.

Поняла - и почему-то не удивилась.

На запястьях - кровавые следы, пятна ржавчины, но стальные браслеты сгинули, и цепей нет, и боль почему-то исчезла.

Чужое лицо склонилось, снова отодвинулось.

- Кто вы?

Губы с трудом шевельнулись, но мысль уже жила. Соседка! Та, что была безумной! То есть не была - притворялась, наверное!

- Я не знаю слова. Имя знаю, а слова - не знаю. Я скажу потом. Ирина Логиновна Загаржецка не должна умирать! Я буду давать ей белые смыслы.

Ярина глубоко вздохнула. Странно, тело снова слушалось. Она попыталась привстать, привалилась спиной к холодной стене.

Смыслы? Видать, невидимый толмач совсем службу забыл!

- Ирина Логиновна Загаржецка должна сказать, что я могу сделать. Я не знаю! Я еще маленький!

Она удивилась - и вдруг поняла. Толмач не нужен. Соседка говорит на ее родном языке! Соседка?

- Я скоро вырасту - и тогда буду знать!

- Ты?… - девушка подалась вперед, протянула руку, отдернула.

- Ты - не она?

Незнакомые глаза виновато моргнули.

- Я не мог поговорить через пленочки. Эта тетка - пустая. Я сейчас поговорю и уйду. Я не буду большое ей мешать!

Догадка - невероятная, невозможная, заставила похолодеть, отшатнуться.

- Денница? Ты - Денница?

«Я еще… скачу на ивовом прутике. Как ты когда-то. Я смогу помочь, если… Если тот, кто мною станет, вспомнит одну очень важную вещь. Он быстро учится.»