Марина Ефиминюк - Ускользающий мир

— Почему я?

— Что ты?

— Почему ты выбрала меня? Ведь, наверняка, были и другие и мужчины, но ты выбрала меня.

Я хмыкнула:

— Были. Но, может быть, я специально дожилась самого красивого.

— Так все дело в смазливой физиономии? — Кажется, в его интонации просквозило разочарование. Вероятно, он самодовольно ожидал, что я брошусь описывать его исключительность.

— Знаешь, — я старательно сдерживала широкую улыбку, — ведь невинность — это очень дорогая штука, нужно хорошо продумать, прежде чем кому-то ее вручить. Это товар, который можно продать только один раз.

— Очень образно, — усмехнулся он. — Ты считаешь, что совершила удачную сделку?

Я с деланным легкомыслием махнула рукой:

— Скажем, что я не самый плохой предприниматель.

— Отлично, — обиженно буркнул Люкка, прикрыв глаза рукой.

На запястье, обмотанным шнурком, болтался уже знакомый медальон.

— Что это?

Люкка вопросительно посмотрел на меня, я тронула кругляш. Тот оказался обжигающе холодным.

— Это ловец энергии. Резервуар, батарейка. В моем мире люди не вырабатывают энергию, они ее только потребляют и подпитывают способности. Чем слабее собственные силы, тем крупнее носят ловушку, — терпеливо пояснил он.

— Твоя способность — лечить людей? — я вспомнила, как пыталась закурить намедни, но меня перекосило от отвращения.

— Забирать жизнь, — помолчав, поправил Люкка. — Я давно перестал ее дарить.

— Ты прав, наверное, забирать проще, чем давать, — задумчиво произнесла я. — Ты можешь меня вылечить обратно? Мне очень нравилось курить, а ты у меня отобрал последнюю радость в жизни.

— Не стоит — это убивает тебя! Поверь, я чувствую — у тебя было не проходящее воспаление легких, и намечался бронхит. — Оповестил он меня, как на приеме у доктора, и щелкнул по носу.

— Да, тяжело ждать признаний в любви, когда мужчина догадывается о твоих болячках, — разочаровано протянула я и села, глядя в его улыбающееся лицо.

— Расскажи, как ты попал ко мне в квартиру?

Люк поморщился:

— Меня ранили, как понимаешь. Стычка произошла как раз рядом с домом… — Он запнулся, не желая вдаваться долгие объяснения. — В общем, ты единственная в подъезде забываешь запираться на ночь.

— Ну, ладно забрался в квартиру! — Возмутилась я. — А какого черта ты забрался в мою постель? Ты напугал меня до полусмерти.

— Сначала я упал на твои туфли в прихожей, но ты оказалась такой нетрезвой, что не услышала грохота, — издеваясь, признался Люкка, — а потом, когда добрался до комнаты, то просто не увидел тебя на кровати.

— Тебя ранили те люди из торгового центра, которые за нами сегодня гнались?

Его лицо неожиданно посерьезнело.

— Мы не будем говорить на эту тему, — перебил он меня. — Для меня важно, что ты в безопасности. Они ничего не узнали про тебя. Они глупы и решили, что я просто взял заложницу. Эти люди к тебе никогда не придут и не сделают тебе ничего дурного. Так что не бойся и не морочь себе голову.

— Понятно, — тут же согласилась я, боясь только одного — Люкка разозлиться и уйдет.

Мне все равно, кто пытался нас убить, самое главное, что мы все-таки выжили.

— Медальон красивый, — вздохнула я, рассматривая красные отблески на светящемся в темноте металле.

Люк внимательно посмотрел на меня, а потом быстро распутал на шнурке ловца узелок. Он намотал длинную кожаную веревочку с кулоном мне на руку, и я почувствовала, как кожу стало покалывать. Мужчина обхватил мое запястье пальцами и тихо произнес:

— Теперь ты будешь моим ловцом.

В следующее мгновение я прижалась к Люку всем телом…

Я открыла глаза от яркого солнечного света и чувствовала невероятное счастье внутри. Оно затопило меня с головой, сладкой волной поднималось из живота. Я повернулась, но поняла, что соседняя подушка пуста, и тут же резко села, часто моргая.

Сердце сжалось, живот свело судорогой. Я рассматривала раздуваемую сквозняком занавеску, потом растерянно посмотрела на черный шнурок у себя на запястье и маленький круглый медальон, который словно говорил — ночное наваждение — не сон!

Вскочив на кровати, я оглядела комнату. Никаких следов того, что в прошлую ночь Люк приходил ко мне. Ничего. Не осталось даже запаха, словно он забрал его вместе с собой. И в ту черную минуту мне стало ясно, что я больше никогда его не увижу.

Глаз кольнуло, и по щеке скатилась одинокая слеза, задержалась на подбородке, а потом ужицей шлепнулась на простыню. Боль еще не пришла, пока в голове только укладывалась в ровные стопки страшная правда.

Но…

Как пусто стало в моем доме.

Как холодно стало в моем мире.

Без него.

В холодном доме стояла мертвая тишина. Феликс бросил ключи от машины на маленький столик в прихожей, зажег лампу. Стены холла выглядели обшарпанными, через большую арку виднелась захламленная гостиная с давно не зажигавшимся камином. На ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж к двум спальням, лежали книги, конверты со счетами и коробка с энергетическими призмами.

Рита ушла из этого дома и из его жизни всего два года назад. Он почти не вспоминал о ней и почти перестал ненавидеть ее. Теперь он ненавидел человека, ради которого она оставила за собой руины его существования. Ушла, чтобы тоже остаться одной. Люкке Романову оказалась не нужна чужая жена, она стала лишь случайной короткой остановкой. Наверное, он даже не запомнил ее лица и уж тем более не знал, у кого играючи отбирал женщину…

Шаги разносились по пустым комнатам, утопавшим в пыли. Феликс прошел на кухню, с грохотом поставил на конфорку чайник с каплями воды на дне.

День выдался тяжелый. Они не смогли вернуть указатель, хотя прижали Романова практически к стенке. Завтра Феликсу предстояло объяснение с Альбертом за стычку в Индустриале. Сегодня он слишком устал, чтобы оправдываться перед стариком.

Чайник закипел, разразившись оглушительным свистом, способным потревожить даже мертвого. Феликс отключил плиту, достал из полки коробочку со смесью трав. Он хотел уже бросить щепоть на дно грязной кружки с засохшими лепестками ромашки по стенкам, но остановился. Рука сама потянулась туда, где за коробками с крупами быстрого приготовления пряталась заветная баночка. Мужчина открыл пластиковую крышку и с упоением вдохнул сладковато-горьковатый запах коричневого порошка. Маленькая турка встала на плиту, ложечка, торопясь, размешивала комочки, пока не появилась белая дурманящая пенка. Первый глоток обжег небо и горло, вонзился импульсом в кровь, взорвался в голове тысячами искр. И наступило непередаваемое освобождение, когда ничем не сдерживаемая энергия струилась по венам и артериям.