Марина Ефиминюк - Ускользающий мир

Я быстро набрала телефонный номер подруги и услышала в ответ долгие гудки. Деловитая Танька, как мне казалось, могла бы спасти мир от надвигающейся экологической катастрофы или же летящей на планету кометы, если бы сжалилась над всеми и направила свою неуемную энергию в мирных целях.

Когда надежда почти покинула меня, в трубке отозвался сонный хриплый голос:

— Але?

— Танька! — горячо зашептала я, искренне веря, что баба Катя не подглядывает сейчас в дверной глазок, ожидая развития драмы.

— Женька, ты что ли? — Раздраженно узнала подруга. — Тебе чего не спится?! Господи, сейчас еще и шести нет!

— Тань… — жалобно отозвалась я, делая глубокую затяжку сигаретным дымом.

— Женька, если тебя мучает похмелье, то выпей две таблетки цитрамона и ложись спать! — Отрезала та, собираясь отключить вызов.

— Таня, да послушай меня! У меня в кровати мужик!

Я услышала долгую паузу, после чего недовольный голос вкрадчиво отозвался:

— Поздравляю! Наконец-то ты стала настоящей женщиной! Если решила поделиться впечатлениями о первой ночи, то подожди до обеда, когда я высплюсь! Чего тебе и желаю!

— Таня, я не знаю его!

— Отлично, если не помнишь имя мужика, с которым засыпала, то вечеринка прошла удачно! По статистике шестьдесят процентов девушек теряют невинность на пьяную голову. Молодец, ты как раз попала в эти шестьдесят! Спокойной ночи!

— Да, стой ты! — Я едва не плакала, пытаясь подобрать нужные слова. — В том-то все и дело: засыпала-то я одна, а проснулась уже с ним!

— Же-е-енька, — протянула подруга, — говорила же тебе, что ты выпивать не умеешь… Мой тебе совет, если хочешь вспомнить имя, то найди его паспорт и посмотри. Паспорт — это такая маленькая красная книжечка с гербом на корочке. Именно такую ты потеряла в прошлом месяце. Кстати, глянь, женат он или нет.

— Зачем? — Не поняла я.

— Чтобы перспективы понять.

— Таня, — плюнула я, — ты дура! Ты не слышишь, что я говорю?! Я засыпала одна! Проснулась, а он уже рядом лежит! И умирает!

— Что значит умирает?! — Кажется, подруга стала просыпаться.

— То и значит! У него на боку вот такая рана, — я махнула рукой, будто Татьяна могла видеть размеры ранения.

— Женя, ты чего его ножом пырнула, защищаясь?! Так он тебя того…?! — Вскричала та.

— Господи, да нет же! Он лежал уже раненный! Я выскочила от страха в подъезд…

— Соколовская, ты милицию вызывала? — Строго уточнила подруга.

— Да! Но ты представляешь, мы в квартиру заходим, а в комнате, как будто мы с этим… — я подавилась дымом и закашлялась, — веселились всю ночь! — Голос мой зазвенел от слез. — Танька, мне так страшно! Он появился ниоткуда и сейчас помрет в моей квартире, что я в суде говорить буду?! Что мама с папой подумают?!

— Слушай, Жень, ты чего его серьезно ранила?

Похоже, достучаться до сознания Татьяны оказалось делом таким же нереальным, как ходить по высоковольтным проводам в сорока метрах от земли.

— Ты где сейчас? — Задала она снова вопрос.

— В подъезде сижу, его закрыла! Одного.

— В квартиру без меня не суйся! Еду! — Заявила та.

— И аптечку прихвати! — Крикнула я в трубку, где уже звучали короткие гудки.

Огонек истлевшей сигареты обжег пальцы, выбросив окурок, я прикурила снова. Подруга появилась минут через сорок, когда в подъезде уже во всю весело гудел лифт, выпроваживая жильцов дома на работу. Высокая, стройная с модной стрижкой и в беспечно короткой юбке моя подруга мало походила на спасительницу. По сравнению со мной, растрепанной и опухшей от слез, выглядела она свежей и ухоженной, только аккуратно замазанные тональным кремом синяки под глазами выдавали секрет о вчерашнем веселом девичнике. Знала бы я, чем он закончится, в жизни не пошла, а сидела дома с какой-нибудь книжечкой или, на худой конец, посмотрела бы индийский фильм по телевизору.

— Господи, ты и накраситься успела! — Буркнула я, чувствуя ее предательницей.

Мое замечание Танька пропустила мимо ушей.

— Где он?

— Да, в квартире!

— Открывай, — скомандовала она.

— Слушай, Тань, — я схватила ее за рукав модного плаща, — давай лучше туда не пойдем! Мне страшно!

— Ты же сама говоришь, что он умирает! Пойдем хоть посмотрим, — она отодрала мои пальцы, судорожно сжимавшие ее плащ. — Я же врач! Раз уж тебе милиция не помогла, так может оживить его сумеем и спросить, как он у тебя оказался и что успел спереть.

— Ты же ветеринар!

— Да, — с достоинством кивнула подруга, — и давно научилась скручивать паршивых собак. Открывай дверь, я с собой газовый баллончик взяла.

Я отперла замок, и мы обе воровато заглянули в темную прихожую. Стул по-прежнему подпирал дверь спальни, не сдвинувшись за время моего отсутствия ни на миллиметр. Выставив вперед маленький оранжевый баллончик с перцовым газом, подруга с воинственно сведенными бровями вошла в квартиру.

Но маньяк как-то не торопился накидываться на нас, чтобы вытащить награбленное добро.

Из добра у меня имелся только ноутбук и мобильный телефон, а еще десять тысяч рублей, спрятанные на черный день в верхнем ящике комода.

Подруга решительно отодвинула стул и, крадучись, вошла в комнату. Я мелкими шашками следовала за ней, умирая от страха. Неожиданно Таня встала, опустив баллончик, что мне пришлось уткнуться в ее спину. Подруга была выше меня на голову, к тому же носила высокие шпильки.

— Женя, — тихо произнесла Таня, — у меня нет слов.

— Да? — Я выглянула из-за ее спины.

Мужчина на моей постели делал вид, что безмятежно дрых, кажется даже похрапывал. Спальня вернула прежний вид с разбросанными мужскими вещами, только бутыль теперь стояла с коньяком известной марки, а не с виски.

— Так. — Татьяна быстро вышла в коридорчик и, споткнувшись о мои туфли, сморщилась. — Соколовская, я тебе, как врач…

— Ветеринар, — рассеянно поправила я.

— Как врач животных заявляю — тебе просто необходимо показаться у психиатра! Проспишься — позвони!

Она с такой силой сердито хлопнула дверью, что я испуганно моргнула, а на стене сиротливо тренькнул ночник.

Похоже, спасение утопающих дело рук самих утопающих. Из кухонного ящика я вытащила совершенно тупой нож для резки овощей, и крадучись прошла в комнату. У мужчины на постели началась агония, не замечая меня, незнакомец, словно в бреду, стал стаскивать рубаху, мокрую от крови. От боли и напряжения на лбу выступили капельки пота.

Я почувствовала, как меня снова замутило. Руки похолодели, а выставленный вперед нож истерично затрясся. Мужчина никак не мог справиться с рукавом и застонал. Выбившись из сил, он откинулся на подушку, сдаваясь.

— Помоги мне, — простонал он, обращаясь будто в пустоту. Потом он снова глянул на меня полными безнадежной мольбы черными глазами. Губы еле зашевелились: — Выброси нож, а то поранишься.