Андрей Мартьянов - Отречение от благоразумья

Кувшин пошел по второму кругу, когда сидевший справа от Мирандолы кардинал Маласпина судорожно схватился за горло, качнулся вбок и, хрипя, тяжело опрокинулся набок. Падая, он вцепился в край скатерти, увлекая ее за собой, и короткие пронзительные удары отметили бесславную гибель нескольких свалившихся тарелок и графинов. Панна Кураже ахнула, делла Мирандола взвился с места, отшвырнув стул, оказался подле кардинала, слабо подергивающегося на ковре посреди разноцветных лужиц расплескавшегося вина и недоеденных закусок, и свистящим шепотом распорядился:

— Заприте двери! Никого не впускать! Никому ни слова! Лекаря, быстро! Это падучая!

Кто-то из гостей стрелой вылетел за дверь. Священник посольства, отец Бенедикт, похоже, обладавший некоторыми познаниями в мудрой науке медицине, присел рядом с Маласпиной, издающим малоприятные животные звуки, и захлопотал над ним, бормоча что-то успокаивающее. Слегка ошалевшие и на глазах трезвеющие гости сбились в кучку в дальнем углу комнаты, и тут инициативой внезапно завладел воспрявший от обычного меланхоличного состояния Мак-Дафф.

— Двери закрыты? — резко осведомился он. — Где бутылка, из которой мы пили?

— Здесь, — изрядно растерянный Орсини протянул ему кувшин, на дне которого еще плескалось немного божественной влаги. Отец Алистер подверг глиняный сосуд долгому тщательному изучению и грозно вопросил:

— Где та особа, что его принесла?

— Мы туточки, — говорливая рыжая мещанка в присутствии грозного инквизитора несколько присмирела.

— Откуда вы взяли это? — отец Алистер помахал кувшином перед носом отпрянувшей бюргерши.

— Оно с наших виноградников, — вдруг зачастила мадам Кураже, словно базарная торговка, расхваливающая залежавшийся на прилавке товар. — Это хорошее вино, доброе вино, мы выделываем его уже несколько десятилетий и все наши покупатели всегда оставались довольны!

— Кому принадлежат ваши виноградники? — грозно вопросил Мак-Дафф. Женщина почему-то замешкалась с ответом, нервно комкая в руках складки обширной красной юбки, но тут вмешался делла Мирандола. Его голос был усталым и терпеливым:

— Какая разница, откуда вино? Панна Либуше — наша давняя и добрая знакомая, и вряд ли ей пришло бы в голову преподносить столь коварные подарки. Вдобавок мы все отведали из этого кувшина, и, если потребуется, я готов выпить еще, дабы доказать, что вино — всего лишь вино, не более того. Только учтите одно обстоятельство, святой отец, — посол обвел всю нашу притихшую компанию взглядом, в котором смешивались тревога и недоверие. — Надеюсь, то, что я сказал, не выйдет за пределы этого круга? Сеньор Луиджи, как это ни прискорбно, страдает падучей болезнью, обостряющейся при употреблении большого количества горячительных напитков. Так что вина за сегодняшнее происшествие целиком и полностью лежит на мне — я должен был присмотреть за тем, сколько и чего он пьет.

В дверь робко постучали. Явился разысканный неизвестно где лекарь, по виду — вчерашний студиозус, по извечной привычке молодости прикрывавший свое смущение и испуг наигранной бодростью и крайней самоуверенностью. Для начала он распорядился перенести подающего слабые признаки жизни Маласпину на кушетку, затем оттеснил желающего помочь отца Бенедикта, раскрыл принесенную с собой вместительную кожаную сумку и деловито загремел склянками.

— Будет чудо, если он выживет после такого, с позволения сказать, лечения, — вполголоса, но с крайним раздражением буркнул отец Бенедикт, отойдя в наш угол.

— Это действительно падучая? — осторожным шепотом поинтересовался я. На мой, не слишком искушенный взгляд, мы имели дело с образцово-показательным отравлением, однако факты — вещь упрямая. Если бы вино разливали по бокалам, то при удачном стечении обстоятельств можно было незаметно сыпануть господину кардиналу чего-нибудь, не слишком способствующего улучшению здоровья. Но, как верно заметил делла Мирандола, вино пили прямо из кувшина, передаваемого из рук в руки, и я затруднялся назвать разновидность яда, имеющего столь избирательное действие — только на кардиналов. Пострадал один сеньор Маласпина, прочие же ничего не почувствовали.

— Может быть, — неопределенно развел руками отец Бенедикт. — Во всяком случае, внешние признаки очень похожи...

— С равным успехом они могут быть похожи и на последствия настоя из листочков белладонны, — вмешался отец Алистер, изрядно раздраженный тем, что у него буквально из-под носа утащили подозреваемую.

— Позвольте задать вечный вопрос всех крючкотворов и законников: «Кому выгодно»? — напомнил я. — Кому вдруг потребовалась смерть господина кардинала?

— Да никому, — сказали за моим плечом голосом делла Мирандолы. — При всем моем уважении к представителям церкви вынужден заметить: Луиджи Маласпина был тем, что называется «много шума из ничего». Он еще не обзавелся сколь-нибудь достойными врагами. Так что примите мои извинения, досточтимый святой отец.

— Вы позаботитесь о нем? — мрачно осведомился Мак-Дафф, указывая на пребывающего где-то в иных мирах Маласпину. — Вообще-то, господин посол, в мои прямые обязанности входит немедленное начало расследования и выяснение наличия или отсутствия злого умысла в случившемся, а также установление обстоятельств, дающих возможность судить о возможных кознях дьявола и присных его... — никогда не видел отца Алистера в столь мрачном настроении, и вытянувшаяся физиономия Мирандолы явственно свидетельствовала об осознании глубины той лужи, в кою он неосмотрительно уселся. — Однако из уважения к вам и радостному событию, ради которого мы все собрались, я не стану настаивать на строгом соблюдении буквы закона. При выполнении некоторых условий...

— Каких? — невозмутимо уточнил взявший себя в руки делла Мирандола.

— Вы лично проследите, чтобы в эту комнату никто не входил и не выходил, кроме вас и мсье медикуса, а также обеспечите охрану господина кардинала, — венецианец кивнул, а отче Алистер оглянулся. — Мадам Кураже, вы останетесь в этом доме и не покинете его до моего разрешения. Завтра мы с вами побеседуем. Всем прочим надлежит хранить молчание, а лучше всего — немедля позабыть о том, что они видели, и проследовать к выходу. Господин посол, я бы хотел, чтобы вы последовали их примеру. Вас ожидают гости и молодая жена, если вы еще помните о ее существовании. Можете не беспокоиться обо мне — я в состоянии найти выход из вашего обиталища, но предварительно я собираюсь посетить вашу часовню, дабы вознести молитву о скорейшем исцелении моего собрата, — с этими словами святейший нунций Праги прошествовал наружу, и мне ничего не оставалось, как изобразить преданного слугу. За мной потянулись мрачные гости, пытаясь изобразить на лицах нечто вроде положенных рассеянных улыбок. Последними вышли Мирандола и панна Кураже, тщательно заперев двери.