Янис Кууне - Каменный Кулак и Хрольф-Потрошитель

Но глаза Эрны, чем дальше, тем больше наполнялись ужасом.

– Что, Эрна? Что? – удивился Волькша.

– Я не могу, – едва слышно созналась молодая женщина.

– Чего ты не можешь?

– Я не могу не говорить вам «господин» и не могу говорить «ты».

– Почему?

Эрна с диковатым блеском в глазах уставилась туда, где днем можно было бы увидеть море. Она развязала тесемки чепца, точно он душил ее, и стащила его с головы. Непокорные волнистые волосы рассыпались по плечам. В лунном сеянии Волькша залюбовался их переливами.

– Так почему же? – уже не так настойчиво, как за мгновение до этого спросил Волкан.

– Муж так приучил, – ответила Эрна, точно сознаваясь в том, что у нее одна нога короче другой.

У венедов тоже было заведено, чтобы жена и дети относились к отцу семейства с почитанием. Но чтобы супруга не могла слова сказать, не назвав мужа господином, – такое было для Годиновича в диковинку. Ни у свеев, ни даже у сродных ругиям турпилингов он не видел ничего подобного.

Ни мало не сумляше, Годинович поделился с Эрной этими соображениями. Как же он был удивлен, когда молодая женщина заплакала. Волькша потратил множество слов, чтобы успокоить ее и разговорить. Он даже начал думать, что Макошь свела его с одержимой: уж так упорно Эрна отвечала слезами на его расспросы. Но не даром Волькшиного отца, Годину, звали порой Родомысличем, мало кто был так же рассудителен, как Ладонинский самоземец. А Волкан был его сыном во всем.

Однако то, что он услышал из уст Эрны, заставило его признать правоту Ятвы, когда та говорила, что лучше порой пребывать в неведении. Повесть ругийки легла на его сердце горючим камнем и замазала мрачными красками красоты Одерской ночи.

У Эрны было пять братьев. Она была младшей, долгожданной дочерью и единственной любимой сестрой. Даром, что ей дали имя Эрна – Первая. Все счастье ее родителей венчалось ею. Братья могли драться друг с другом из-за вкуснятинки, но стоило Эрне попросить у них «хоть кусочек», и они наперегонки отдавали ей то, что она просила. Никто и никогда не смел обижать рыжую девочку, за спиной которой всегда высилось полдесятка удалых парней.

Мать Эрны не поделила тропинку с гадюкой, когда девочке было одиннадцать лет. Как болотная тварь попала на песчаный Волин, неизвестно. Может быть, и не гадюка это была вовсе, но через полдня после укуса у доброй женщины посинели губы и она умерла, точно замерзнув на лютом морозе.

Какое-то время, пока жены старших братьев не приняли на себя заботы по хозяйству, младшая дочь была хозяйкой большого и дружного дома. Но это нисколько ее не тяготило, потому как отец и братья всегда были готовы выполнить любую ее просьбу. Ей даже нравилось считать себя старшей женщиной в семье.

Может статься, потому, не в пример своим сверстницам, Эрна и не торопилась замуж. Может, потому и была разборчива в женихах. Отец ее не неволил, а братья так и вовсе были готовы поднять на смех любого парня, который женихался к любимой сестре.

Когда сын Хохендорфского старшины посватался к девушке ей шел уже шестнадцатый год, и она считалась засидевшейся в невестах. Жених был завидный: статный да родовитый. В детстве мать рассказывала, что ругийский городец у подножья Зеленой Горы, был мрачным местом, но в пору сватовства эти воспоминания уже поблекли в девичьей голове. Ах, если бы была жива ее матушка, не случилось бы всего этого позора!..

Еще на свадебном пиру, что сотворили в Винете, Эрна заметила, как странно смотрит отец ее жениха на свою будущую невестку. Она осведомилась у своего суженого, почему свекор, не таясь, взирает на нее как на лакомое блюдо, только что рукам волю не дает. Но человек, с которым она должна была в ту ночь впервые разделить супружеское ложе, точно не услышал вопроса.

Перед брачной ночью имело место еще одно странное событие: отец мужа хотел войти в спальню вместе с молодоженами. Только смущенный вопрос Эрны заставил ее супруга остановить в дверях своего родителя. Они долго перебранивались шепотом, и старшина Хохендорфа все же послушал своего сына, хотя и сделал это с очень недовольным видом.

В Хохендорфском доме Эрну встретила беременная девочка, лет семьнадцати – жена отца ее новоиспеченного супруга. Волинянку поразила страшная подавленность, в которой находилась ее «свекровь». Для девушки, привыкшей в доме своего отца к самому лучшему обращению, та приниженность и забитость, с которой ее сверстница обращалась к своему мужу и его сыну, была совершенно непонятна.

И уж полная и жестокая неожиданность ждала ее вечером, когда отец мужа начал беззастенчиво лапать, да что там лапать, пытаться изнасиловать ее на глазах у супруга. При этом муж Эрны совершенно не обращал внимания на ее крики и возмущения. Но не даром девушка выросла с пятью братьями. Какой бы любимой сестрой она ни была, но и ей доводилось принимать участие в потасовках. Словом отпор, который получил свекор, ошеломил его.

И тогда отец кликнул сына. И к ужасу Эрны тот явился на помощь насильнику. Вдвоем они одолели молодуху, и после того, как старший сделал свое похотливой дело, муж, ни мало не сумляши, выполнил и свой супружеский долг.

Она хотела бежать в тот же день, но ее связали, запихнули в рот деревянную чушку и оставили на несколько дней без пищи и воды.

Через седмицу братья приехали проведать Эрну. Но им сказали, что их сестра со своим мужем, младшим старшиной Хохендорфа, уехала жить в Роскилле, ко двору даннского конунга, которому городец платил дань. Об этой лжи ей шепотом рассказала «свекровь», когда месяц спустя у них завязалось что-то вроде скрытной дружбы. Она же поведала Эрне, в какой ужасный дом та попала.

Предки мужа Эрны были старшинами Хохендорфа уже одиннадцать колен. Даром что должность эта считалась выборной, но на сходках в общинном доме никто даже слова не мог сказать против них. Люди шептались, что на непокорных старшины наводят порчу и разорение. Поговаривали, что род их восходит не то к древним вождям, приведшим ругиев на эти земли, не то к древним колдунам, опустошившим берега Одера своими чарами, для того чтобы ругии могли здесь поселиться.

Как бы там ни было, но черная судьба висела над родом мужа Эрны. У его отца было уже одиннадцать жен. Та девочка, что поведала ей об этом, была двенадцатой. Волинянка ужаснулась, подумав, что ее свекор, прямо как в сказке, убивает своих жен за провинности. Но все оказалось проще. Они все умирали во время родов. Все как одна. Точно плод, посеянный в их утробе, был ядовитым. Из всех младенцев выжил только один, тот, что стал мужем Эрны. Его выкормили кормилицы, а воспитали дальние родственники, жившие в пяти трех пути вниз по Одре.

Но, когда мальчику исполнилось двенадцать, отец повелел ему вернуться. Не успел тот обжиться в доме предков, как была сыграна свадьба. Жена была на четыре года старше мужа, а супружеские обязанности за него выполнял свекор, у которого в ту пору была уже девятая избранница.