Сергей Лисицын - Молот Времени: Право сильного

Взял Бьерсард я очень осторожно, с нехорошим подозрением, что запросто могу стать калекой... Но, наверное, мне и в самом деле его сейчас подарили. По праву.

Потом я встал, обернулся, – и увидел Калрэйна, склонившегося над Ламмо. Йухабб зей, что там такое, мне показалось, что парня лишь опрокинула крылатая тварь...

Не просто опрокинула. Успела основательно пройтись пастью по груди и животу, выдирая изрядные куски плоти... Калрэйн молча покачал головой. Я и сам все видел. Надежды никакой... Но мне очень хотелось надеяться.

– Держись, Ламмо, – хрипел я. – Держись... Гаэларих поможет, магу залатать такие дыры, – раз плюнуть.

– Я не Ламмо... – слабая тень улыбки показалась на губах умиравшего. – Ломмо... Мы... через день... начинали говорить первыми...

Он замолчал, лишь розовая пена пузырилась на губах, но все слабее и слабее... Дышал Ломмо еще минуты две. Потом умер. Прощай, лучник...

Я никогда не вернусь в Карадену. Никогда не смогу взглянуть в глаза Томмо-барну.

Калрэйн готовился умереть.

Достал из двойного шва одежды боевую спицу – тяжелую, трехгранную. Оба конца оружия были заточены острее, чем швейные иглы, но ассасин осмотрел и тот, и другой внимательнейшим образом, и выбрал один по каким-то только ему понятным критериям...

Хрустальная пирамида стояла неподалеку. И проклятый кристалл ярко переливался всем своим зловещим многоцветьем. Словно привычно поджидал очередную порцию крови.

Не дождется... Калрэйн умел убивать десятками различных способов, хоть и специализировался на метательном оружии. И был способен сам уйти из жизни безболезненно и бескровно.

Ассасин приставил спицу к уголку глаза...

Я отвел взгляд. Знал: если вогнать тончайшее острие в мозг под определенным углом, не задев глазное яблоко, то смерть и в самом деле будет мгновенной и бескровной. Крохотный прокол незаметен со стороны, и любой врач сочтет смерть скоропостижной, но вполне естественной... Я знал всё (от самого Калрэйна, от кого же еще...), но смотреть не мог. Не хотел.

Однако ассасин не стал спешить... Отложил спицу, спросил у меня задумчиво:

– Ты веришь в Творца? И в Сеггера?

Никогда не слышал от него таких разговоров... Впрочем, на пороге смерти не удивительно. И грех отказывать уходящему в душеспасительной беседе... Вот только нужно ли и можно ли лгать в такой момент? Не знаю...

– Верю, – сказал я твердо. – Может, все не совсем так, как учат наши церковники... Или кандийские... Но стоит над нашим миром какая-то сила. Кто-то сотворил его и управляет им.

– Странно как-то управляет... Тошно порой смотреть на то, что получается.

– Не знаю... Наверное, дает нам слишком много воли. И вся гнусь – наших рук дело.

– Вот и я не знаю... Тоже верю, что кто-то есть, сотворил кто-то и мир, и нас... Но зачем, для чего? Задумался я как-то раз и ничего не понял.

– Ты потому и ушел из Ордена? Оттого, что задумался?

– От нас просто так не уходят... Даже задумавшиеся. Я получил задание.

– Какое? Можешь не отвечать, что уж теперь...

– Да-а... – протянул со вздохом Калрэйн, – теперь уж что... Убить Гаптора.

– О... э... о... То есть ты отказался и сбежал?

– От нас не сбегают... Но для таких заданий никогда не задают жесткие сроки. К цели идут многие, и каждый своим путем. Кто-то в конце концов дойдет... А я решил, что буду идти всю жизнь. Не торопясь. И никогда не дойду.

И тут проклятый демон подозрительности вновь запустил клыки в мою душу. А ведь все могло сложиться совсем иначе... Например, небольшая приватная аудиенция, данная Его Надпрестольным Святейшеством уцелевшим добытчикам Молота... Вспомнил бы в тот момент ассасин про присягу Ордену, и мгновенного движения его руки никто бы не заметил, даже я, тут и спица порой не нужна. С Феликсом Гаптором приключился бы легкий недолгий обморок, а спустя пару дней он бы ко всеобщей скорби скончался... От вполне естественных причин.

Хотелось вытащить демона подозрительности, с кровью выдрать наружу, – и тут же обезглавить Бьерсардом.

– Заказчика знаешь? – спросил я.

– Кто ж мне скажет... Ну их... Давай о главном, времени мало.

– Давай.

– Так вот... Задумался я, и понял: никакой Он не всеблагой. Злой Он, жестокий... Если и дает что-то, то такую плату потом стребует, что волком взвоешь...

Я не стал никак комментировать теологические изыскания убийцы. Вовсе даже не бывшего, как выяснилось.

– Позже другое думал... – продолжал ассасин. – И не благой Он, и не злой... Равнодушный. Сделал нас когда-то, наигрался, да и забыл. Живите сами, как кривая вывезет...

Он вновь помолчал, затем произнес:

– Но с тех пор много что произошло... И не случайно как-то всё, одно за другое цепляется... И теперь мне вот как дело представляется: Он нас со скуки сотворил. Без цели, без плана особого. Тоскливо же одному посередь Вечности, а?.. Вот Он нас и придумал... Ну... вот... как детишкам скучно бывает – и они чего-то на стенке намалюют. Или даже нет, по-другому... Знаешь, как ребятишки взрослым подражают, в карты играющим? Нарисуют картинки на кусочках коры, или кожи, или что найдется, – вроде как карты, но свое нарисовано, детское. И давай по столу шлепать: бью, дескать, орка троллем! Вот и Он – со скуки нас точно так же сотворил, играться начал, сам с собой. Поначалу вяло так, без интереса особого... А потом во вкус вошел. Сеггера породил, себе партнером сделал. И всё играет, играет, играет... Партия за партией, карт все больше, правила все сложнее... Картинки мы с тобой, Хигарт. Карточки на столе Творца. А думаем, глупые, что всё сами... Ну а как истреплется совсем карточка – в печку ее, какие там чертоги небесные... Небес, знаешь ли, не хватит, – всех покойников-то вместить... Вот и всё. Так и живем.

Да уж... Интересная картина мироздания от Калрэйна... Смело, оригинально, ново. Я вновь воздержался от комментариев. Ни к чему обижать умирающего.

Он вздохнул и потянулся за спицей.

Что за сущность ни вселилась в мэтра Тигара, живучестью она (он? оно?) отличалась неимоверной.

Я сильно подозревал, что и второе падение с высоты, и стрелы близнеца, угодившие точно в сердце, не прикончили лже-Тигара. Вывели ненадолго из строя, не более того.

Потому что его крылатое воинство, вроде бы отступившее в полной панике, вернулось. Далеко четверорукие не улетели, кружили над плато на большой высоте, едва заметные снизу, – именно на них пытался обратить мое внимание ассасин, но мне было не до того.