Роберт Скотт - Ореховый посох

Анис не ответила; она молча повернулась и неторопливо подошла к постели, держа в одной руке бутылку вина, а в другой — бокал.

— Как хорошо, что ты прихватила всю бутылку! — рассмеялся Хелмат. — Вино отвлечет нас от ненужных мыслей о прошлом и будущем. Мы ведь не хотим, чтобы наша постель остыла, верно?

Но Анис даже не улыбнулась в ответ. Только теперь Хелмат заметил, что на запястье у нее виднеется небольшая ранка, увеличивающаяся прямо на глазах.

— Проклятье! Что это у тебя такое? — Он сел и взял в руки подсвечник с горящей свечой. — Дай-ка посмотреть... Похоже, туда грязь лопала, вот ранка и воспалилась. — Он вдруг встревожился и даже несколько протрезвел, а потому повторил свою просьбу: — Подойди поближе, давай я посмотрю.

Двигаясь с неожиданным проворством, Анис вдруг схватила бутылку за горлышко, разбила ее, сильно ударив об изголовье кровати, и вонзила острую «розочку» из толстого стекла прямо в горло своему возлюбленному.

Кровь так и брызнула, когда Хелмат хрипло выдохнул мольбу о пощаде и с расширенными от ужаса глазами протянул к Анис руку, успев в последние мгновения своей жизни еще раз скользнуть пальцами по ее прекрасной груди, о которой мечтал в течение всего пира.

Пролитое вино на постели смешалось с кровью; кроваво-красная жидкость успела насквозь пропитать простыни, пока Анис Ферласа, нагая и запятнанная кровью, смотрела на бьющегося в предсмертных судорогах любовника, а потом и сама без чувств рухнула на пол.

Сентябрь 1870 г.

Десятник Генри Милкен нес четыре сломанных заступа так же легко, как охапку хвороста. Он бросил их в вагонетку, и тут же изуродованные долгими годами шахтерского труда мышцы отозвались привычной болью, а правое колено напомнило, что сюда, на западный склон Хорсшу-маунтин, и в самом деле напоминавшей подкову, солнце еще не пришло, хотя первые его лучи уже позолотили вершину горы и скалы над перевалом Уэстон. Тьма, которой укрыт был весь западный склон и долина внизу, делала все вокруг похожим на какую-то странную картину, которую художник еще не успел закончить. Это время суток Генри любил больше всего и редко пропускал возможность полюбоваться первыми лучами зари, возвещающими наступление нового дня в Эмпайр-галч.

Перед ним над дощатой оштукатуренной мастерской и жилыми бараками, точно безмолвные часовые, возвышались вентиляционные и дымовые трубы. В последние несколько недель дымоходы вели себя очень активно, выдыхая в воздух огромные клубы едкого черного дыма. Но сегодня утром дыма над ними видно не было, хотя в воздухе по-прежнему чувствовался противный, липкий запашок ртутных испарений, и Милкен глубоко вздохнул, стараясь набрать в грудь побольше свежего холодного воздуха.

Он всегда с тоской вспоминал те времена, когда золотоносная руда в здешних местах обогащалась на шлюзах. Наверное, таким способом действительно было труднее извлечь все золото из того немыслимого количества руды, которое он и другие шахтеры извлекали из недр горы, где пролегала богатая золотоносная жила, но работа тогда, безусловно, была чище. Солнечные зайчики так и плясали на поверхности воды, бегущей по шлюзам, и время от времени вода сбрасывала маленькие неправильной формы золотые или серебряные слитки в небольшие резервуары с ртутью. Во всяком случае, у этих лотков можно было ходить, выпрямившись во весь рост, и время от времени наслаждаться перекуром, чувствуя, как солнышко приятно пригревает спину.

Милкен улыбнулся, вспоминая те времена в долине; тогда он был еще молод, а долину пересекали многочисленные ручьи, похожие на запутанную схему римских дорог. Милкен однажды сделал себе шлюз почти в триста ярдов длиной.

Теперь, конечно, денег у него стало больше, но порой ему казалось, что за эти годы он прошел долгий путь от пышущих удушливым жаром шахтных печей до омерзительно пахнущих печей рафинировочных, так ни разу и не глотнув чистого воздуха.

Впрочем, сегодня, в воскресное утро, о работе можно было не думать. Милкен, Лестер Макговерн и Уильям Хиггинс остались в поселке, а все остальные шахтеры еще в субботу уехали в Оро-сити. Виски и шлюхи — вот главное развлечение субботним вечером, но Милкен знал, что воскресным утром вся его команда непременно соберется в церкви, когда пастор Меррилл начнет службу. Хорас Тэйбор, владелец шахты «Серебряная тень», требовал, чтобы все нанятые им рабочие по воскресеньям ходили в церковь.

Милкен даже усмехнулся, представив себе, как ребята сейчас ворчат, заставляя себя вылезти из теплой постели и жарких объятий продажных женщин, чтобы к половине восьмого успеть на службу. В Оро-сити пока что не было настоящей церкви, и мистер Тэйбор выделил пастору Мерриллу для воскресных проповедей свой просторный амбар, который отлично ему служил. Пастор каждую неделю приезжал минут за пятнадцать до начала службы, чтобы на скорую руку соорудить нечто вроде алтаря из двух тюков сена и старой доски. Получалось, конечно, не слишком похоже, но пастор вроде бы не возражал.

Шахта «Серебряная тень», как всегда, закрылась в субботу после ужина, а минут через пятнадцать все, быстренько вымывшись, погрузились в фургон и укатили. Остались только Милкен, Макговерн и Хиггинс; им якобы нужно было упаковать и переправить наверх кое-что из оборудования, нуждавшегося в ремонте. На самом деле им предстояло сопровождать в банк, принадлежавший все тому же мистеру Хорасу Тэйбору, крупную партию серебра.

По прикидке Милкена, они должны были доставить в банк серебра на сумму не менее чем 17 000 долларов — добыть столько серебра всего за неделю, пожалуй, еще никому из владельцев здешних шахт не удавалось. «Серебряная тень» приносила своему владельцу, мистеру Тэйбору, примерно 50 000 долларов в месяц, однако 17 000 долларов — это, безусловно, своеобразный рекорд недельной выручки за все время существования шахты.

Милкен заранее известил Харви Смитсона, президента банка, что сегодня в семь утра привезет серебро на депозит и опробование. Тэйбор владел или управлял множеством шахт в долине реки Арканзас и на восточных склонах горной гряды Москито; он прекрасно понимал, что доставка такой крупной партии серебра в банк всегда связана с определенным риском — в горах хватало бандитов и грабителей, могли напасть и золотоискатели-неудачники. Ребятам своим Милкен по большей части доверял, и все же такая куча серебра, особенно если ее везти без охраны через все ущелье, вполне могла вызвать искушение даже у самых верных и надежных.

Так что никто из шахтеров никогда не знал, в какой именно день Милкен повезет серебро в банк. Иногда он уезжал среди ночи или во время обеденного перерыва — но никогда в одно и то же время или в один и тот же день недели.