Роберт Скотт - Ореховый посох

— Не делай этого, Малагон, — сказал он. — Ведь эти люди ни в чем не виноваты. Они всего лишь старались выжить, хотя ты и прижал их к ногтю, пытаясь окончательно раздавить.

— Я избавил тебя от боли не для того, чтобы ты указывал мне, что я должен делать, — ледяным тоном поставил его на место Малагон. — Просто боль помешала бы тебе стать свидетелем моего могущества. — Принц указал на город. — Твоя семья — жена, дети, отец — ведь здесь живут, верно?

— Нет, — солгал Аренторн. — Несколько двоелуний назад я перевез их в другое место.

— Ты лжешь! — Пронзительный вопль Малагона чуть не оглушил его, хоть он и зажал себе уши; этот жуткий, леденящий душу голос по-прежнему звучал, казалось, прямо у него в голове. — Твоя семья здесь. И сейчас они, возможно, сидят все вместе за столом и удивляются, куда же ты пропал. Хочешь в последний раз повидаться с ними, Аренторн?

И тут решимость изменила молодому адмиралу. Он упал на колени, он молил о прощении, он вымаливал жизнь для членов своей семьи, тщетно пытаясь схватить Малагона за край плаща, но тяжелые темные складки в руки ему не давались.

— Господин мой, прошу тебя, умоляю: убей меня, убей меня хоть десять тысяч раз, но пощади город!

— Я не собираюсь убивать тебя, адмирал. Ты будешь жить еще долго и много, много двоелуний будешь наслаждаться воспоминаниями о том, чему ты стал свидетелем, о том, что ты сам сотворил! И жена твоя тоже останется в живых. Мы заберем ее с собой во дворец, и ты каждое утро будешь являться в мои покои, забирать ее и весь день ухаживать за ней, пытаясь вернуть ей здоровье. Ты будешь смотреть в ее пустые глаза, зная, что это ты убил ее детей и ее душу. Каждый день она будет умолять тебя лишить ее жизни, но ты этого не сделаешь. Ты будешь любить свою жену, заботиться о ней и каждый день молить ее о прощении, как сейчас молишь о прощении меня. И каждую ночь я буду посылать за ней слугу, который станет отводить ее ко мне. Кто знает, как скоро мне это надоест? Возможно, когда-нибудь я устану мучить тебя, и тогда тебе будет наконец разрешено умереть. — И Малагон прибавил, повернувшись к остальным: — Это послужит для каждого из вас отличным уроком. Чтобы никто и никогда не смел мне перечить!

Принц резким движением, точно стирая их с лица земли, провел рукой над склонами холмов, окружавших город, и на Порт-Денис точно накинули черное одеяло, потушив всякий проблеск света, всякую надежду на спасение. На фоне темного ночного неба возникла стена чернильно-черной пустоты, медленно продвигавшаяся вдоль реки к причалам. Свет костров и факелов в порту, мерцавших точно созвездие оранжевых и желтых огоньков, погас, и вскоре перед свитой Малагона, в ужасе застывшей на утесе, простиралась лишь черная безжизненная пустыня. Города Порт-Денис больше не существовало. Ничто не двигалось, не было слышно ни звука. Никто не звал на помощь, не молил о пощаде — в этом городе не осталось в живых никого, и никому не удалось спастись, уплыв в море.

Затем очень тихий и очень одинокий голос донесся из уничтоженного дотла селения, и его услышали стоявшие на холме Малагон и его военные советники. Это был полный муки голос существа, навечно проклятого и обреченного скитаться в аду.

— Ага! — удовлетворенно заметил Малагон. — Это, должно быть, голос твоей жены, адмирал. — И он велел двум генералам, стоявшим с ним рядом: — Ступайте и побыстрей приведите ее сюда!

Адмирал Кувар Аренторн упал на колени, оглашая воплями ночь, окутавшую его родной город; он молил о прощении — своих детей и всех тех невинных, что погибли страшной смертью из-за его глупого героизма. И страстные его мольбы сливались со страдальческими криками и жалобами той несчастной, что оказалась единственной выжившей из всех жителей большого портового города.

На какое-то мгновение Аренторну удалось взять себя в руки, и он, надеясь насмерть разбиться о скалы, прыгнул с утеса вниз. Но в намерения Малагона столь скорая его смерть не входила, и он, вытянув руку, поймал Аренторна в воздухе и, с помощью какого-то заклятия стиснув его точно тисками, с яростью швырнул назад. Адмирал сильно ударился о стенку кареты и затих, жалобно и почти неслышно причитая.

— Довольно, — сказал Малагон, — пора возвращаться. Меня ждут более важные государственные дела и проблемы.

Жара в таверне стояла удушающая; жару усугубляла поистине адская смесь запахов немытых тел и табачного дыма, а курили здесь чаще всего довольно вонючую смесь крепкого фалканского табака и сушеного корня фенны. Брексан мечтала о глотке свежего воздуха. Она просидела в таверне уже почти два авена, и по спине у нее ручьями тек пот. Именно в такие моменты она особенно тосковала по холодным вечерам своей родной северной Малакасии, по сравнению с которой Рона казалась ей настоящим болотом. Ее страшно удивляло, как люди умудряются всю жизнь прожить в таком жутком климате. Изо всех сил стараясь сохранить ясность мыслей, она между тем опустошала уже шестую кружку пива и вместе со всеми смеялась над шутками и подначками местных парней, которые, тесня друг друга, стремились завоевать ее расположение. А тот проклятый убийца, тот красавец-шпион, которого она выслеживала, сидел напротив в полном одиночестве и пил вино, не обращая ни малейшего внимания на прочих посетителей таверны.

Она шла по его следу от самого Эстрада. На Торговой дороге она старалась не выделяться из толпы прочих путников, чтобы он не обратил на нее внимания. Он, правда, несколько раз стремительно нырял в лес, тянувшийся по берегу реки, но неизменно снова возвращался на дорогу; и Брексан догадалась, что он тоже кого-то выслеживает.

У поворота на Рандел она присоединилась к группе всадников, и, когда они обгоняли этого купца, ни она сама, ни один из людей, ехавших с нею рядом, не удостоился от него, казалось, даже беглого взгляда. Было уже довольно поздно, и Брексан, поставив своего коня в конюшню при самой большой и богатой гостинице, стала поджидать того, за кем охотилась. Если только он не решил заночевать где-нибудь у дороги — что весьма опасно для любого, — то непременно должен остановиться на ночь здесь, в Ранделе.

Рандел, вполне благополучный, даже процветающий город, со всех сторон был окружен богатыми фермами, которые обеспечивали его говядиной, свининой, молоком, сыром, овощами, кормовыми культурами и перечной травой, которые отсюда доставлялись и в Эстрад, и в другие селения южного побережья. Судя по виду посетителей, можно было легко догадаться, что клиентура в данном заведении весьма разнообразная и обширная. Трудовой люд в огромных количествах вливал в себя пиво, богатые землевладельцы угощались тонкими винами; купцы заключали сделки с поставщиками, а усталые путники, пользуясь передышкой, наслаждались свежей и горячей пищей, которую в пути им отведать удавалось нечасто.