Роберт Скотт - Ореховый посох

Откровения Гилмора, его искреннее желание раскрыть перед своими молодыми друзьями все карты вызвали у Мики, самого молодого из них и самого доверчивого, желание узнать побольше о прошлом Гилмора, и он принялся уговаривать старика продолжить свой рассказ.

— Расскажи нам о той ночи, а? — сгорая от любопытства, просил он. — Как тебе удалось выжить, когда погибли столь многие?

— Ох, Мика, я и сам точно не знаю, как мне удалось выжить во время той резни в Сандклифе! Разве что слепое счастье помогло — вряд ли какая-то еще сила Северных лесов пожелала протянуть мне руку помощи. Хотя, должен признаться, очень много раз за минувшие девятьсот восемьдесят двоелуний я страшно жалел, что меня не было среди тех, что погибли, защищая плоды трудов Лессека. Я так и не понял — ни тогда, ни впоследствии, — почему столь многим пришлось отдать жизнь в этом неравном бою, а мне было позволено вырваться на свободу и спастись. Когда я наконец встречусь с Нераком лицом к лицу — а это непременно когда-нибудь произойдет! — я, наверное, в первую очередь задам ему именно этот вопрос.

Гилмор встал, расправил усталую спину, потянулся и снова присел к костру.

— Значит, по-твоему, это он позволил тебе спастись? — спросил Версен.

— Я в этом не сомневаюсь, — ответил Гилмор. — Он запросто мог убить меня. Ему нужно было всего лишь обрушить один лестничный проем, ведущий в хранилище старинных манускриптов, и я оказался бы полностью в его власти. Однако он этого так и не сделал. — Гилмор отломил кусок толстой ветки и бросил в костер. — И теперь я могу только предполагать, что он отпустил меня потому, что, возможно, рассчитывал впоследствии поиграть со мной в кошки-мышки, и мы действительно играем с ним в эту игру с тех пор, как я в ту ночь выпрыгнул из окна скриптория. Если тот слуга зла прочел мысли Нерака, когда поглощал его душу, то он знает, что Нерак, Канту и я были равны по знаниям и могуществу. Именно мы трое всегда верховодили среди прочих сенаторов острова Ларион. И этому слуге зла ничего не стоило узнать тогда, что Канту находится далеко, в Праге, а я — совсем рядом, под боком, в библиотеке Сандклифа. Скорее всего, по-моему, он отпустил меня, предвкушая некое развлечение — игру, охоту на нас. И разумеется, впоследствии рассчитывал захватить и наши души. Мы трое возглавляли три основных направления в работе Сената. Канту отвечал за развитие школьного образования и здравоохранения. Я — за научную работу и университеты. А Нерак руководил непрекращающимися исследованиями в области магических и медицинских наук. В течение многих двоелуний именно он был моим лучшим другом; я очень уважал его, великолепного ученого и мага. И все же до Лессека ему было далеко. Надо сказать, Нерак очень остро это переживал, считая этот свой «недостаток» куда более важным, чем все те достижения, сделанные во благо Элдарна, которых у него и его помощников было немало.

Гилмор вздохнул, помолчал, погрузившись в раздумья, потом неторопливо продолжил:

— В ту ночь шел сильный снег. Я, помнится, все смотрел из своего окна, как это белоснежное покрывало укрывает землю и замок. Сандклиф я всегда очень любил. Его нельзя было назвать роскошным дворцом. Нет, это самый обычный замок, а вот Сенат Лариона представлял собой истинное содружество самых лучших ученых, и у каждого из них душа и ум были полностью открыты любым новым идеям и учениям. Сандклиф всегда был полон жизни, там вечно кипели дискуссии — настоящие научные дискуссии, а не запальчивые споры соперников. Мы, сенаторы Лариона, искренне верили, что улучшаем жизнь пяти земель Элдарна, привнося в нее знания и умения более развитых цивилизаций. — Он выразительно посмотрел на Стивена и Марка, которые внимательно его слушали. — Нас глубоко впечатляли те достижения, которые ваш мир демонстрировал в области медицины, вооружений, военного искусства. Порох, артиллерия и кремневые ружья стали для нас огромным искушением, однако в нашей культуре подобные вещи находились под строжайшим запретом. И мы никогда бы не принесли в Элдарн знаний об этом. Даже Нерак никогда не нарушил бы этого запрета.

— А потом, когда его душу захватил тот слуга зла? — спросил Марк. — Разве потом он не мог вернуться в наш мир и собрать там образцы различного оружия, бомбы, болезнетворные вирусы? Ведь наш мир прямо-таки переполнен самым разнообразным оружием.

— Нерак никогда не принес бы в Элдарн подобных вещей, потому что Сенат Лариона непременно наказал бы его за это, ограничив его доступ к дальнему порталу и, что еще хуже, к волшебному столу. — Гилмор отвернулся и стал смотреть куда-то в сторону реки; в тишине было слышно, как потрескивает и шипит костер. — А когда душой Нерака завладело зло, он, я уверен, настолько подпал под его влияние, что уже и не сомневался в том, что любое ваше оружие — ничто по сравнению с его собственной магической мощью.

— А это действительно так? — спросил Стивен.

— Судя по тому, что я видел в Геттисберге, вы вряд ли сумели бы справиться с Нераком с помощью вашего оружия. — Он помолчал и продолжил свой рассказ: — Сандклиф — это, в общем, даже и не дворец — во всяком случае, не такой богатый, как Речной дворец в Эстраде. Хотя все коридоры и переходы в нем заколдованы, и пройти по ним, не зная заклятий, весьма затруднительно. Сандклиф — это скорее просто замок, крепость с довольно мощными стенами, и единственная роскошь, которую мы себе позволяли, чтобы не страдать от холода, — это пестрые пражские ковры и гобелены. Нет, Сандклиф славился не своим богатством, а тем, что трудившиеся в нем маги и ученые, обладавшие высочайшими знаниями и культурой, делали его поистине замечательным местом для работы. Нашими основными заповедями были отсутствие страха даже перед рискованными исследованиями, созидательное творчество, служение людям и просветительство. И Элдарн был необычайно благодарным объектом для приложения наших усилий. Разрушив все это, Нерак открыл двери всеобщему недоверию, ненависти, эгоизму и раздорам. — Гилмор снова помолчал, поочередно глядя на каждого из своих спутников. — И мне искренне жаль, что молодое поколение росло в подобных условиях.

Он вздохнул и снова заговорил:

— Когда к вечеру того страшного дня в замке вдруг стал меркнуть свет, я понял, что Нерак отправится в покои Лессека и попытается овладеть магией волшебного стола. Он всегда, с самого начала, во всем стремился к успеху и относился к своей работе с куда большей страстностью, чем все прочие члены Сената. В те дни, что предшествовали его падению, он все чаще уединялся в рабочем кабинете Лессека и размышлял над его трудами и рабочими записями, экспериментируя с теми заклинаниями, которые ему ранее удалось вызвать из глубин той сокровищницы, которую представлял собой волшебный стол. Нерак был главным координатором всех исследований в области магии и медицины, и мы считали вполне естественным, что заветный каменный ключ почти все время находится в его распоряжении. Хотя кое-кому — и мне в том числе — все же казалось, что это опасно, но мы вряд ли могли как-то заставить его вернуть ключ. Ходили даже слухи, что Нерак собирается полностью изменить состав Сената и уничтожить всех его старых членов, как только овладеет для этого достаточным могуществом, но доказательств этим слухам мы не находили. Когда все началось, я работал у себя в кабинете, и первое, что я услышал, были громкие взрывы, доносившиеся с нижних этажей. Я еще подумал, помнится, что, наверное, кто-то из коллег экспериментирует с заклинаниями, управляющими погодой. Многие члены Сената были родом с юга, и мало кто любил снег и холод, а зимы в Горске длинные, суровые, так что к середине зимы почти всем хотелось отыскать такое заклятие, которое было бы способно ускорить приход весны. Действие этих заклятий обычно связано с ужасным шумом.