Грегори Магвайр - Ведьма: Жизнь и времена Западной колдуньи из страны Оз

Мадам Кашмери, наблюдавшая с задних рядов за стараниями учительницы, только качала головой и огорченно цокала языком. Иногда она не выдерживала. «Простите, мисс Грейлин, — поднималась директриса. — Я, конечно, не мастерица колдовать, но, по-моему, вы кое-что пропустили. Позвольте я попробую. Вспомню молодость». Мисс Грейлин с перепугу либо садилась в остатки от предыдущего опыта, либо роняла сумочку и сжималась от стыда. Студентки смеялись и чувствовали, что впустую тратят время.

Хотя… После учительских неудач девушки не стеснялись пробовать сами. И если у кого-то вдруг что-то получалось, мисс Грейлин не скупилась на похвалу. Когда Глинда впервые наложила чары невидимости, учительница захлопала в ладоши, запрыгала и даже сломала каблук. Глинде было очень приятно.

— Не то чтобы я возражала, — сказала как-то Эльфаба, когда они с Нессарозой и, разумеется, няней сидели под жемчужным деревом у Канала самоубийц, — но интересно, как у нас умудряются преподавать магию, когда устав университета строго унионистский.

— Так ведь магия никак не связана с религией, — ответила Глинда. — Ни с язычеством, ни с плотской верой.

— А как же ваши заклинания, превращения, наваждения? Это ведь спектакль! Праздная забава.

— Иногда и правда спектакль, особенно в исполнении мисс Грейлин, — призналась Глинда. — Но суть магии в другом. Это практический навык, такой же, как чтение или письмо. Нельзя ведь судить о чтении по прочитанному, а о письме по написанному. Так и о магии нельзя судить по наколдованному.

— Отец никогда ее не одобрял, — мелодичным голосом произнесла Нессароза. — Он говорил, что магия — это дьявольские фокусы и что она отвлекает верующих от истинного объекта поклонения.

— Типично унионистская точка зрения, — снисходительно сказала Глинда. — Вполне разумная, если говорить о шарлатанах и бродячих артистах. Но ведь магия этим не ограничивается. Взять, например, горные деревушки в Марранйи. Говорят, местные колдуны заговорили купленных у манчиков коров, чтобы те не падали с обрывов. Не обнесешь ведь все горы оградами. Вот тебе пример, где магия помогает в повседневной жизни. Ей вовсе не обязательно вытеснять религию.

— Но ведь пытается. И наш долг — оставаться настороже.

— Настороже, ха! Я, может, воду пью с опаской, боясь отравиться, но это вовсе не значит, что надо перестать ее пить.

— Зря мы вообще затеяли этот разговор, — сказала Эль-фаба. — Магия — это мелко. Узкая специальность, которая не меняет мировоззрения и не способствует прогрессу общества.

Глинда сосредоточилась и попыталась усилием мысли поднять Эльфабин бутерброд над каналом. Бутерброд лопнул и окатил Зльфабу дождем из майонеза, оливок и тертой моркови. Нессароза аж рухнула от смеха, и няня кинулась ее поднимать. Эльфаба невозмутимо счищала с себя остатки еды.

— Говорю же, дешевые фокусы, — сказала она. — Магия не учит ничему об устройстве мира, а объяснениям унионистов я не верю. Я атеистка и рационалистка.

— Тебе бы все позерствовать, — упрекнула сестру Нессароза. — Глинда, не слушай ее, она всегда такое говорит назло отцу.

— Отца здесь нет, — напомнила Эльфаба.

— Ну так что? Вместо него здесь я, и мне оскорбительно это слышать. Хорошо тебе задирать нос перед верующими, но кто, как не бог, тебе этот нос дал? А? Смешно, правда, Глинда? Ребячество!

Она чуть не тряслась от возмущения.

— Отца здесь нет, — примирительно повторила Эльфаба. — Не стоит так яростно защищать его чудачества.

— Эти, как ты говоришь, чудачества для меня символ веры, — ледяным тоном произнесла сестра.

— А ты сильна, голубушка, — обернулась Эльфаба к Глин-де. — Совсем ничего от моего завтрака не оставила.

Прости, что так вышло, я не хотела тебя испачкать. Но правда ведь у меня уже кое-что получается? Да еще в людном месте.

— Ужасно, — вздохнула Нессароза. — Именно из-за этого папа и презирает магию. Сплошная показуха. Никакой глубины.

— В этом он прав: маслины действительно остались маслинами, — Эльфаба вынула из складок рукава темный кусочек и протянула сестре. — Хочешь попробовать?

Но Нессароза только презрительно отвернулась и закрыла глаза в молчаливой молитве.

— Как тебе новый лектор? — спросил Бок Эльфабу, когда профессор Никидик отпустил их на перерыв.

— Мне сложно сосредоточиться на его словах — так хочется снова услышать Дилламонда. В голове не укладывается, что его больше нет.

На ее лице отразился хмурый укор судьбе.

— Я как раз об этом и собирался с тобой поговорить. Ты столько рассказывала про его открытия. Как ты думаешь, может, в его лаборатории что-нибудь осталось? Что-нибудь очень важное, чего еще не успели вынести? Ты ведь записывала за ним. Вдруг из этих записей можно сделать какие-нибудь выводы или хотя бы наметить план для будущих исследований?

Эльфаба одарила его презрительным взглядом.

— Думаешь, тебе первому пришла в голову эта мысль? В тот же день, когда нашли профессора — еще не успели опечатать дверь, — я пробралась в его лабораторию. Ты что, меня совсем за идиотку держишь?

— Ну что ты, как можно. Лучше расскажи, что ты нашла.

— Все его записи. Они теперь в надежном месте, и я пытаюсь с ними разобраться. Пока моих знаний недостаточно, ноя учусь.

— То есть ты даже не намерена показать их мне? — опешил Бок.

— Ты ведь никогда особенно не интересовался научной стороной вопроса. К тому же какой смысл что-то рассказывать, когда главное еще не сделано? По-моему, Дилламонд так и не нашел ответ на основной вопрос.

Ничего себе! Ты почти убедила меня, что Гудвин пытается вытеснить Зверей в деревни, чтобы угодить недовольным Фермерам и дать им дешевую рабочую силу. Это подло и касается в том числе наших деревень, а значит, и меня. Я имею право знать то же, что и ты. Может, вместе мы быстрее разберемся что к чему и придумаем, как быть дальше.

— Нет-нет, у тебя слишком многое поставлено на карту. Лучше я одна буду этим заниматься.

— Чем именно?

Но она только покачала головой.

— Чем меньше будешь знать, тем для тебя же лучше. Убийца Дилламонда не остановится ни перед чем. Какой из меня друг, если я втяну тебя в такое опасное дело?

— А из меня какой друг, если я оставлю тебя одну?

Но Эльфаба оставалась непреклонной и игнорировала записки, которые он посылал ей всю вторую часть лекции. Впоследствии, вспоминая об этом, Бок думал, что размолвка могла бы и вовсе охладить их дружбу, если бы не скандал с новичком.

Профессор Никидик рассказывал о жизненной силе. Накручивая на руки свою длинную раздвоенную бороду, он говорил монотонным, периодически затихающим голосом, так что с задних рядов было слышно только начало каждого предложения. Когда профессор вытащил из жилетного кармана флакончик и пробормотал что-то про «живительный порошок», только на первом ряду студенты распахнули глаза и подались вперед. Боку же и Эльфабе слышалось примерно следующее: