Грегори Магвайр - Ведьма: Жизнь и времена Западной колдуньи из страны Оз

Счастливые были дни…

Одним холодным вечером к сестрам Тропп пришел Громметик с просьбой явиться к директрисе (сами девушки упорно избегали мадам Кашмери). Няня обреченно вздохнула, повязала свежий фартук и повела девушек вниз, в директорский кабинет.

— Терпеть не могу этого Громметика, — жаловалась Нессароза. — Как он вообще работает? Это просто механизм, или тут опять не обошлось без магии?

— Мне всегда лезет в голову какая-то глупость, — призналась Эльфаба. — Будто там внутри сидит гном или целое семейство эльфов и каждый управляет определенной частью. Когда я его вижу, мои руки так и тянутся к молотку.

— Надо же, какие умные руки!

— Да тише вы, — оборвала их няня. — Он все слышит. Мадам Кашмери просматривала деловые бумаги и сделала несколько отметок на полях, прежде чем обратила внимание на посетительниц.

— Я вас надолго не задержу. Ваш дорогой отец прислал мне письмо, и я решила, будет лучше вам его пересказать.

— Что случилось? — побледнела Нессароза.

— Почему не нам? — спросила Эльфаба. Мадам Кашмери оставила ее слова без внимания.

— Ваш отец спрашивает о здоровье и успехах Нессарозы и просит передать, что будет поститься и молить бога о возвращении на престол Озмы Типпетариус.

— А, благословенное дитя! — оживилась няня. — Когда Гудвин захватил власть и упек регента Пасториуса за решетку, мы все ждали, что маленькая Озма вот-вот обрушит на него свой гнев. Но говорят, ее усыпили и упрятали в пещеру, как когда-то Лурлину. Неужели у Фрекспара хватит сил ее пробудить?

Мадам Кашмери поморщилась.

— Я пригласила вас не для того, чтобы выслушивать россказни вашей опекунши и клевету на великого Гудвина. Всем известно: власть сменилась мирно, а то, что здоровье регента пошатнулось, когда он был под домашним арестом, — всего лишь досадная случайность. Что же касается способности вашего отца пробудить принцессу от загадочного летаргического сна, то вы сами говорили, что отец ваш человек странный, если не сказать большего — сумасшедший. Я от души желаю ему не надорваться. Вас же, девушки, хочу предупредить, что мы здесь не поощряем бунтарских настроений. Надеюсь, вы не разделяете отцовского роялизма.

— Мы признаем над собой только Господа, а не земных правителей, будь то Озма или Гудвин, — гордо произнесла Нессароза.

— А мне вообще все равно, — пожала плечами Эльфаба. — Отец любит ввязываться в заведомо проигрышные дела.

— Ну и хорошо, — сказала мадам Кашмери. — Вот и договорились. А еще он послал вам посылку. Нессарозе, насколько я понимаю.

Она протянула Эльфабе деревянную коробку. Няня заинтересованно придвинулась.

— Открой, пожалуйста, — попросила Нессароза сестру. Эльфаба развязала шнурок, открыла коробку и достала из груды опилок сначала один башмачок, потом другой. Серебряные? Или синие? Или даже красные? Или так наполированы, что переливаются всеми цветами радуги? Непонятно, да и не важно; главное — эффект. Даже мадам Кашмери ахнула от такого великолепия. В свете огня по поверхности башмачков бежали сотни отражений, словно бесчисленные капельки бурлящей крови под увеличительным стеклом.

— Он пишет, что купил их для Нессарозы у старой башмачницы рядом с Оввельсом, — пояснила мадам Кашмери, — и украсил посеребренными стеклянными бусинами, которые сделал сам… Кто-то его научил…

— Черепашье Сердце, — угрюмо произнесла няня.

— И еще, — директриса перевернула письмо и прищурилась, разбирая почерк, — он пишет, что хотел подарить Нессарозе что-нибудь приятное перед отъездом в университет, но в связи с обстоятельствами… внезапной болезнью мисс Клютч… м-хм… не успел. Поэтому шлет ей теперь со всей отеческой любовью эти башмачки, чтобы они сохранили ее нежные ножки.

На всякий случай Эльфаба еще раз погрузила пальцы в опилки, но больше в коробке ничего не было. Ничего для нее.

— Какая прелесть! — воскликнула Нессароза. — Эльфи, ты мне их не наденешь? Ух, как сверкают!

Эльфаба опустилась на колени перед сестрой, царственной, как Озма — спина прямая, лицо лучится радостью, — сняла с нее домашние тапочки и надела ослепительные башмачки.

— Какой заботливый папа! — восхитилась Нессароза.

— Не переживай, когда-нибудь и у тебя такие будут, — тихо сказала няня Эльфабе и сочувственно положила ей руку на плечо. Эльфаба с досадой сбросила руку.

— Очень красиво, — хрипло, с трудом проговорила она. — Тебе идет.

— Только не дуйся, — сказала Нессароза, любовно разглядывая, как сидят башмачки. — Не порть мою маленькую радость, хорошо? Отец ведь знает, что тебе такого не нужно.

— Конечно, — согласилась Эльфаба. — Зачем мне?

Тем вечером друзья допоздна сидели в таверне и пили вино — бутылку за бутылкой. Няня вздыхала, укоризненно цокала языком и напоминала про время, но поскольку пила не меньше других, к ней никто ие прислушивался. Фьеро рассказывал, как в семилетнем возрасте его женили на девочке из соседнего племени. Все замерли, ожидая бесстыдных подробностей, но оказалось, что он видел свою супругу лишь однажды, да и то случайно, когда им было по девять лет. «Мы начнем жить вместе только после того, как нам исполнится двадцать, мне пока восемнадцать», — добавил он. Убедившись, что Фьеро так же невинен, как и остальные, друзья на радостях заказали еще бутылку.

Свечи мерцали, за окном моросил осенний дождь. Эльфаба поежилась и поплотнее завернулась в плащ, подумав о дороге домой. Первая обида и ревность уже прошли, и сестры стали вспоминать забавные истории из своего детства, словно доказывая себе и другим, что между ними все по-прежнему. Нессароза пила мало, зато вдоволь шутила над собой.

— Несмотря на мой вид, а может, именно благодаря ему папа всегда звал меня лапочкой и красотулькой, — говорила она, впервые открыто упоминая про свое уродство. — «Иди сюда, моя лапочка, — звал он меня, — я угощу тебя вкусненьким». И вот я, довольная такая, вперевалочку чапаю к нему, шатаюсь туда-сюда, падаю на его колени и тянусь к руке, а он кладет мне в рот кусочки яблока.

— А тебя он как звал? — повернулась к Эльфабе Глинда.

— Ее он звал Фабалой, — подсказала Нессароза.

— Дома, только дома, — отмахнулась Эльфаба. — Никогда при посторонних.

— Да, ты была его Фабалой, — тихо, задумчиво сказала няня, сидевшая чуть поодаль. — Фабалой, Фаблусей, Эльфабой.

— А вот лапочкой он меня не называл, — сказала Эльфаба и подняла бокал. — И, как видите, не обманул: лапочкой действительно была Несса. За что и получила обновку. Поздравляю!

Нессароза слегка покраснела.

— Зато ты покоряла папино сердце своим пением.

— Покоряла сердце? Ха! Ты хотела сказать, развлекала его?

— Такты поешь? — оживились остальные. — Тогда ты и нам Должна спеть! Официант, еще бутылку! Отодвинь-ка этот стул. Мы не уйдем, пока ты не споешь!