Маргит Сандему - Дом в Эльдафьорде

— Наверняка это бабушкины сказки.

— Вовсе нет, — ответила она, горя румянцем. — Прошло совсем немного времени с тех пор, как вынесли последний гроб… А проживавшую там женщину до сих пор не нашли! И в прошлом году… И муж Сольвейг, и… Нет, не обращай внимания на то, что я сказала, — взяв себя в руки, добавила она. — Просто я не хочу, чтобы ты жил там, это опасно, мой отец говорит, что Терье сдает жилье тем, кто ищет сокровища, и они погибают…

— Но почему же они погибают?

— Я не знаю. Но здешние поговаривают, что господину Йолину это не нравится. Не нравится то, что они ищут его сокровища.

День был великолепным, солнце сияло вовсю. И слова ее показались Эскилю пустой фантазией, предрассудками, выдумкой. Он вовсе не собирался идти на поводу у местных болтунов.

— Да, этот Йолин, — усмехнулся он. — Он меня как раз интересует. Я собираюсь посетить соборный капитул. Или это называется епархией? Впрочем, это неважно, просто я хочу прочитать что-нибудь о господине Йолине. Эльдафьорд относится к Бьергвинской епархии?

— Нет, к епархии Нидароса. Но тебе вовсе не нужно ездить туда. Местный учитель переписал все, что имеет отношение к Эльдафьорду. Разумеется, записи делал не он, а его дед или кто-то из его предков. Просто все это хранится теперь у него, это я знаю.

— Учитель… Где он живет?

— Школы у нас здесь нет. Тебе придется отправиться в Сотен, это следующая бухта. Но… Думаю, что у отца Ингер-Лизе тоже есть такие записи.

— Спасибо тебе, Мари! То, что мне не придется ехать до самого Трондхейма, большое облегчение.

— Да, это далеко. Я никогда не была там.

Они подошли к дому Ингер-Лизе, Мари попрощалась с ним и вошла во двор.

Эскиль продолжал путь наверх. Пребывание в Йолинсборге не казалось ему таким уж привлекательным, но он считал для себя позорным идти на поводу у слухов.

Он ведь был уже мужчиной!

Вдали трудился на поле Терье. Эскиль не представлял себе, как местные жители управлялись на своих крутых участках, а тем более, получали какой-то урожай на этой скудной почве, однако другого источника дохода у них не было. Если не считать рыбной ловли. И Терье, который сдавал жилье богатым горожанам, любившим свежий деревенский воздух.

В небе неподвижно висел жаворонок, заливаясь переливчатым пением. Как рано наступила весна в Вестланде! Дома, в Гростенсхольме, наверняка еще лежит снег.

Хотя, снег наверняка уже растаял, но травы еще нет.

Дома… У Эскиля защемило сердце. Он так страстно мечтал попасть домой, находясь долгие месяцы в тюрьме, что теперь просто не понимал, что же заставило его приехать в Эльдафьорд. Да, сюда привела его мечта детства. Но теперь-то он взрослый и имеет кое-какой жизненный опыт. Искать сокровища? О, господи!

Однако он был теперь здесь, так что ему оставалось только осуществить свои намерения. И ему придется потрудиться, поскольку уже целых сто лет велись поиски — и безрезультатно.

На что он, собственно, надеялся? На то, что он единственный, кто узнал о сокровищах господина Йолина? Что он единственный человек в Норвегии, желающий обогатиться? Найти клад и ничем не поплатиться за это, разве это не древнейшая мечта людей? Разве это не одно из самых примитивных стремлений?

Он постучал в дверь к Терье Йолинсону, и когда никто не ответил, он вошел. Незаметно проскользнув в свою спальню, он взял дорожную сумку.

Но когда он снова проходил через кухню, там стояла Сольвейг.

И снова его поразило исходящее от нее тепло. Лицо ее было слишком худым, чтобы его можно было назвать красивым, но что такое, собственно, красота? Он редко видел таких привлекательных женщин.

Она казалась усталой, измученной. Глаза ее были обведены темными кругами, в уголках рта пролегли морщины. Сколько бессонных ночей она провела?

«Они живут в грехе…»

«Мальчик одержим…».

Эскилю показалось, что остальные жители не слишком много общаются с этими людьми. Религиозный пиетизм расцвел махровым цветом в этой маленькой, забытой богом деревушке.

Она быстро подошла к нему. Взгляд ее выражал безнадежность.

— Ты не собираешься перебираться наверх, юноша? — спросила она.

— Собираюсь, — смущенно ответил он. — В том доме так красиво! Неописуемо красиво!

Беспомощно покачав головой, она с трудом подобрала нужные слова.

— Ты не должен этого делать, юноша, не должен, ты такой чистый и доверчивый! Не стоит лишаться жизни ради какой-то глупой мечты! Ведь Терье наверняка рассказывал тебе о проклятом кладе? Наверняка он затуманил тебе мозги!

Она произнесла слово «проклятый» не как ругательство, а в подлинном его смысле. Проклятый, заколдованный.

Он был удивлен: значит, Терье всем рассказывал о кладе? Но почему?

И он спросил об этом вслух.

Сначала она плотно сжала рот, потом бросила торопливый взгляд на окно и, убедившись в том, что Терье далеко, в поле, и всецело поглощен работой, она сказала:

— Я хочу тебе сказать вот что. Он пытался убить меня, но у него ничего не получилось, не убьет он и тебя. Нет, нет, он не притронется к тебе. Но… Терье только и думает о том, чтобы найти клад. Но сам он не осмеливается его искать, это слишком опасно.

— Опасно? Почему же?

Ее светло-серые глаза блеснули. Откинув со лба темные локоны, она сказала:

— Я уже сказала, почему: потому что сокровища эти прокляты. Прокляты господином Йолином. Все считают, что это он сам приходит и убивает тех, кто пытается приблизиться к его сокровищам. И Терье выжидает. Когда-нибудь кто-то обнаружит их местонахождение. Найдет клад — и, разумеется, погибнет. А Терье присвоит сокровища себе.

— Но сам-то он при этом не погибнет, — сухо заметил Эскиль.

— Да, он вбил себе это в голову. Он считает, что днем к сокровищам приближаться не опасно.

— Он выдает желаемое за действительное, — пробормотал Эскиль. — Но на чем ты основываешь свои рассуждения? Ведь ты уверена в том, что говоришь, я это вижу.

Сольвейг задрожала.

— Что мне еще остается делать? — воскликнула она.

Из внутренней части дома донесся жалобный стон. И тут же в глазах ее вспыхнул страх.

— Это твой сын? — спросил Эскиль. — Можно мне поздороваться с ним?

— Поздороваться с маленьким Йолином? — спросила она, глядя на него широко раскрытыми глазами. — Это из любопытства или же…

— Об этом я не думаю, просто мне кажется, что он ужасно одинок.

Выражение недоверия на ее лице сменилось робкой радостью. Глаза просветлели. Эскиль никогда не видел такого говорящего, изменчивого лица.

— Да, если ты этого в самом деле хочешь, пошли! Но вид у него вовсе не привлекательный. Она повела его за собой.

— Сколько ему лет? — спросил Эскиль на ходу.

— Одиннадцать. Когда-то он был таким милым, таким красивым!