Марина Ефиминюк - Тайны Истинного мира

– Говорю, коньяку налей.

Секретарь понятливо кивнула и достала с полки ополовиненную бутыль и блюдце с нарезанным, чуть подветренным лимоном. Алекс сделал из горла несколько больших глотков, потом выдохнул и, постояв секундочку, направился в кабинет.

– Лимончиком закусите, – жалобно предложила Леночка ему в спину, протягивая блюдце.

– Нормально, – отмахнулся тот и вошел, в последний момент чуть было не постучав в собственную дверь.

Владимир оглянулся на появление Алекса, и кивнул вместо приветствия.

– Здрасьте, – пробормотал тот, чувствуя себя как в гостях, и потоптался на пороге.

– Чего же ты не проходишь? – Хозяйским жестом пригласил старик и проковылял к глубокому кожаному дивану, сильно прихрамывая.

– Меня вызвали…

– Да, – неестественно синие глаза главы Верхушки холодно блеснули, – и я не хочу, чтобы о нашем визите знал еще кто-нибудь, кроме этой девочки в приемной, вылакавшей весь твой французский коньяк.

Алекс быстро уселся за стол, даже не раздевшись. Только сейчас, в удобном привычном кресле, он почувствовал себя чуть свободнее.

– Ты знаешь, почему я попросил тебя приехать? – тихо спросил старик. И тут Александр все понял.

– Мария Комарова. – Мужчина никак не мог заставить себя посмотреть в обезображенное лицо главы Верхушки.

Владимир утвердительно кивнул:

– Мария Комарова. Мне нужна девчонка и живая. Она не должна попасть к Владилене. Эта бабенка уж слишком резво взялась за ее поимку, как будто собственную выгоду почувствовала. – Старик помолчал.

– Для чего это мне? – Александр глянул на главу Верхушки исподлобья, вертя в руках золотую ручку.

Старик усмехнулся и вздернул подбородок, прекрасно понимая цену своей просьбы.

Сэм жил на последнем этаже замусоренной девятиэтажки на окраине Москвы. В подъезде было темно и тепло, пахло кошками, пылью и неприятной ветхостью. Звеня ключами, Сэм открыл обшарпанную скрипнувшую дверь и прижал палец к губам. В тишине квартиры тихо тикали ходики, отсчитывая остаток ночи. В крошечной прихожей между открытой дверью в ванную комнату и вешалкой с шубами было негде развернуться. Балансируя на одной ноге, я стала стягивать сапог, раскрыв молнию с громким жыхом.

– Тише ты! – цыкнул Сэм. – А то мама проснется!

– Мама?! – едва не подавилась я, тут же представив себе завтрашнее шибко веселое утро, когда я ввалюсь в хозяйскую кухню, заспанная, растрепанная и виновато улыбнусь родителям парня. Отчего-то стало тошно.

– Мне только семнадцать, – прошептал Сэм, – я по закону еще один жить не могу.

– Боже, меня посадят, – вздохнула я, сдаваясь.

Неожиданно за закрытой дверью раздался шелест, заскрипели пружины дивана.

– Все, полный привет! Мама проснулась! – буркнул Сэм, быстренько стягивая легкие не по сезону кроссовки.

Дверь в спальню отворилась так резко, что я, застигнутая врасплох, закуталась в мягкую кроличью шубу на вешалке и словно бы увязла в ней. В густой пустоте, наполненной шорохами, громко щелкнул выключатель, и яркий электрический свет затопил маленькую захламленную комнатку. Прищурившись, я разглядела всклокоченную женщину в больших очках, делавших ее похожей на черепаху.

– Сомерсет! – осипшим от сна голосом проговорила она. – Мне звонили! Звонили из Зачистки! Я требую, слышишь, – ее голос стал неожиданно трансформироваться и превращаться в неестественный грубый бас, – объяснений, в какую очередную гнусную историю ты вляпался! Тебе только семнадцать, я еще отвечаю за тебя и штрафы платить тоже мне! – Неожиданно она замолчала и через секундную паузу вдруг произнесла: – Что это с тобой?

Я выглянула из-за полы шубы и натужно улыбнулась:

– Э-э-э, привет!

– Сомерсет Поганкин, да ты взрослеешь! – ласково пропела женщина, потрепав сына по вихрастой макушке. В первый раз видела подобную буйную радость родительницы, оттого что ее несовершеннолетнее чадо притащилось домой в компании незнакомой девицы.

– Ты привел с собой ужин?! – Неожиданно она жадно облизнулась, словно собиралась скушать меня прямо сейчас, не дожидаясь завтрака, который мне и так представлялся кошмаром наяву. Я обомлела, раскрыв рот.

– Так, хватит! – Сэм цепко схватил меня за руку и буквально затолкал во вторую комнату, оказавшуюся мальчишеской спальней. – Мама, даже не думай! Слышала?! Даже не думай, лучше сунь пальцы в розетку и подзарядись! – Он скользнул за мной и громыхнул старым, еще советского производства, раздолбанным шпингалетом.

– Я не ошиблась, она действительно назвала меня ужином? – уточнила я, бросая куртку на спинку сломанного компьютерного стула.

– Маш, ты не обращай внимания. – Он стянул с себя плащ, включил ночник и зачем-то полез под кровать. – Мама у меня немного нервная сегодня.

– Не обижайся, Сэм, но, по-моему, она просто не в своем уме. – Я села на краешек стула, потому как разместиться на нем с полным комфортом удалось бы едва ли, так сильно он шатался. – Слушай, Сомерсет, а какое у тебя отчество?

– Здышкович у меня отечество, – донесся до меня недовольный голос.

– Сомерсет Здышкович Поганкин. У твоих родителей отличное чувство юмора.

– У меня мама в юности очень Моэма любила, – пожаловался Сэм, перерывая многолетний хлам. Но тут же добавил: – Брату Николашке повезло меньше, его полное имя Наполеон.

– Да уж, хорошо, что твои родители не увлекались романами об эльфах, иначе бы вы оба попали… – Только и смогла протянуть я, разглядывая его ноги в разноцветных носках, торчащие из-под кровати.

Сэм натужно пыхтел, что-то старательно выискивая. Мальчишка то и дело выбрасывал на середину комнаты старые пыльные коробочки, еще детские туфли и даже пару грязных, вероятно, давно потерянных футболок. Но в помещении и без того царил художественный беспорядок, настоящий рай для убежденного неряхи. Большая хрустальная пепельница, полная окурков, испускала фимиамы табачного перегара. Две кровати стояли разобранными, и простыни на них сбились единым клубком с подушками и одеялами. С полок открытого шкафа сиротливо и убого свешивались рукава мятых рубашек и свитеров. На поцарапанном столе, призванным быть компьютерным, рядом с монитором теснились разноцветные кружки с засохшими пакетиками чая.

– Напрасно ты. – Сэм, наконец, вылез и громко чихнул от пыли, на рожках, слепленных из волос, повисла паутина. – Она сейчас дерганная, потому что давно не питалась.

В руке он держал кованый крест, украшенный драгоценным камнем на верхушке. Мальчишка обтер его о штаны и открутил кристалл, оказавшийся пробкой. Сэм чуть плеснул из своеобразного сосуда густой темной жидкости, подозрительно похожей на кровь, на косяк двери. Потом случилась совершенно неслыханная вещь – капли скользнули, образуя единую лужицу, и сами собой растеклись по притолоке.