Марина Ефиминюк - Тайны Истинного мира

Я влетела в соседний зал. Здесь стояли широкие диваны, на которых, словно в античном борделе, возлежали люди. В полутьме они оглядывались, словно пытались понять, из-за чего поднялся переполох. Неожиданно громкая музыка смолкла, а я оказалась в луче яркого белого света. В странной неестественной тишине белокурое создание, расплывшееся у меня перед взором, томно махнуло рукой и спросило приторно-сладким голоском:

– Что это тут делает?

Подскочивший охранник схватил меня за шкирку и прорычал: «Выметается», а потом вдруг ойкнул и отпустил.

– Пошли! – раздался юношеский голос.

Худенький невысокий парень, только что ломавшийся на сцене, уже тащил меня через зал. Торопясь, он наступал на чьи-то ноги и длинным плащом смахивал со столиков стаканы с напитками.

– Сэм, куда ты потащил тень? – попытался остановить нас охранник осипшим голосом. – Инферн, твою мать, глухой что ли?!

– Быстрее! – Рука мальчишки была холоднее льда, длинные ногти, покрытые черным лаком, царапали мою ладонь.

Мы подбежали к двери с надписью «Служебное помещение» в самом темном и укромном уголке зала. Неожиданно, после полумглы салона, нас ослепил электрический свет, в нос ударили сладкие запахи мяса и овощей, и мы оказались в ресторанной кухне. Через пару секунд за нами ворвалась охрана.

Поварята, разинув рты, следили за погоней. На огромных плитах пыхтели кастрюли, от печей шел обжигающий жар. Худой длинный официант махнул над моей головой подносом с тарелками, когда я толкнула его плечом.

Через черный вход мы выбрались на морозную улицу, к которой примыкал задний двор, а оттуда в безмолвный ночной переулок.

Мальчишка, назвавшийся Сэмом, отпустил мою руку, тут же закурил и так быстро направился вперед, что я поспевала за ним лишь спотыкливой рысью. Я оглянулась, в желтом прямоугольнике двери вырисовывалась расплывчатая мощная фигура вышибалы.

– Уволят, – пробормотал сквозь зубы мальчишка и выпустил облако сигаретного дыма. – Не отставай!

Мы завернули за угол и оказались на широком проспекте с весьма оживленным для позднего времени суток движением. Мой спаситель остановил старенькую «шестерку», что-то быстро сказал водителю и кивнул на заднюю дверь. Не споря, я скользнула на мягкое продавленное сиденье.

Не оборачиваясь, Сэм выпустил в открытое окошко струйку табачного дыма, выкинул окурок и впервые безразлично вымолвил:

– Привет, Комарова.

Сердце мое трепыхалось, руки тряслись, в висках стучала кровь, а перед глазами плыло. Пытаясь нащупать в себе хотя бы толику спокойствия, я только смогла ответить:

– Похоже, ты меня тоже знаешь. – Он промолчал, поэтому осталось только добавить зло и раздраженно: —Я сломала каблук, разбила очки. И самое главное – я ни черта тебя не помню!

Александр сидел в темноте. В окно через раскрытые занавеси падал искусственный свет городских огней и разукрашивал полированый пол разноцветными пятнами. Мужчина откинулся в мягком глубоком кресле. На широкой кровати с черными шелковыми простынями, красиво изогнувшись, спала длинноногая девушка. Ее гладкие блестящие волосы, как будто нарочно картинной волной, рассыпались по подушке.

Он смотрел на нее с любопытством исследователя, как на копию прекрасного шедевра, созданного подмастерьем. В наблюдении было нечто интимное, понятное только ему одному. Вот она, красавица, во сне беспомощная и слабая. Стоит щелкнуть пальцами, и он сможет стереть ее цвет, отнять жалкие капли силы, бегущие в ее жилах.

Но он слишком разумен, чтобы разбрасываться энергией, ведь на его руке отпечатались лишь синие квадраты Управляющей касты. Маша никогда не боялась транжирить силу, она носила красные квадраты Высших.

Девица на постели пошевелилась, повернулась на другой бок, и длинные волосы закрыли лицо. В ней все было правильно и ладно, кроме желтого знака Низшей касты на запястье.

Александр потер упрямый подбородок с легкой щетиной.

В памяти непрошено всплыл проклятый вечер, когда Маша торопливо застегивала пуговицы на тонкой блузке и прятала глаза. Потом безапелляционно хлопнула входная дверь, оставив его одного в смятой еще горячей постели и в пустой огромной квартире. А Александр так хотел увидеть ее спящей. Он был уверен, что она спала калачиком, сжимаясь, как котенок, и подгибала колени. Она наверняка перетягивала на себя одеяло, когда мерзла, и неспокойно вертелась.

Твердые резко очерченные губы Александра сложились в кривую усмешку.

Их странное противоборство оборвалось ровно в то мгновение, когда на его стол лег приговор: «Найти». Тогда она позвонила ему неожиданно. Мелодия, похожая на перезвон старого телефона, разбила вдребезги страшную тишину, заставив волосы зашевелиться на затылке. Он не дал ей сказать ни слова, только бросил жестко: «Прячься, Комарова!» Она усмехнулась почти печально: «А я-то хотела попросить о помощи…» – и отключилась. Она превратила его в палача, с тем самым нахальством, которое ей единственной позволяло называть его насмешливым именем Алекс.

Резкий звонок телефона заставил его вздрогнуть. Александр быстро, пока не проснулась красавица, снял трубку. На другом конце Виталик, ищейка из Зачистки, комнатная шавка Владилены, прошептал надорванным голосом:

– Марию Комарову ночью видели в клубе. Она была тенью… – и замолчал, переведя дыхание.

Прежде чем заорать в бешенстве и испугать до слез черноволосую нимфу, Александр выдержал достойную паузу и набрал в легкие побольше воздуха:

– Во сколько? Почему я узнаю только сейчас!?

Сэм беспрерывно курил, даже страшно становилось, как бы не позеленел бедняга Волосы его, выкрашенные черными и белыми прядями, острыми шипами топорщились на голове.

В такой поздний час в маленькой дешевой забегаловке не было посетителей, кроме нас двоих и совершенно пьяного мужичка, пристально глядевшего в телевизор, висевший под потолком. На экране беззвучно мелькали картинки футбольного матча. Официантки, сидя на высоких стульях у барной стойки, делили скудные чаевые. Сам бармен, широкоскулый молодой человек, протирал вымытые бокалы и с неудовольствием косился на нас, спрятавшихся в самом углу, подальше от входа.

Сэм молчал, а мне было страшно начать разговор. Отчего-то сейчас, когда я могла задать вопросы, мучившие меня, и прояснить происходящее, делать подобный шаг совсем не хотелось.

– Сэм! – Он даже не взглянул на меня, резко потушил сигарету и тут же полез в пачку за новой. Та оказалась пуста, и мальчишка раздраженно смял ее.

– Я не понимаю, Комарова, для чего ты заявилась в клуб? – буркнул он. – На твое счастье, все думали, что ты мертва, а ты тут явилась… – Сэм наконец-то скосил на меня почти черные глаза. – Что ты с собой сделала? На тебя смотреть тошно… Вернее, не так, как ты сделала это с собой?