Марина Ефиминюк - Тайны Истинного мира

Наконец, на улице послышались голоса и шаги. Кто-то кружил у машины, переговаривался. Потом в багажник проник голос Александра, вероятно, он обращался к Маше:

– Подожди, документы из машины достану.

Он залез в салон, раздалось шуршание, а через секунду Алекс так хлопнул дверью, что у Сэма зазвенело в ушах.

– Забрал? – Это была Маша. Ее глубокий, тихий и довольно низкий голос пробирал до косточек, кажется, их в Зачистке специально учат говорить вкрадчиво и спокойно, чтобы усыплять бдительность.

– Поехали? – Спросил Алекс, и Сэм моментально расслабился, поблагодарив всевышнего, что тот наградил его сметливым умом и терпением.

Мальчишка ждал, когда друзья усядутся, заведут мотор, и они вместе тронутся навстречу новым приключениям. Но время шло. Минута, две, три, а потом десять… Никто не торопился никуда ехать. Сэму захотелось напомнить чертовым героям, что, в общем-то, пора геройствовать! Потом кто-то прошлепал рядом, зазвенели банки с зимними соленьями, хранившиеся на полке в гараже, и раздался голос тетки:

– Ну чего, уехали эти двое?

– Ухали, – с облегчением ответила мамаша.

У Сэма встали дыбом волосы, едва расчесанные по утру.

Как это уехали?! На чем уехали?!

– Машину здесь оставили, – продолжала ничего не подозревавшая мамаша Поганкина доверительным тоном. – Говорят, слишком приметная, страшно на ней в город возвращаться.

– Электричка через полчаса, – поцокала языком тетка. – Рано вышли, поди, замерзнут на платформе. Слушай, а видела, у крали у этой, какие квадраты на руке? Во тьма! Я едва слюной не захлебнулась, как пахнет паршивка!

– Слушай, а Шурочка не выдержала и лизнула ее! – Вдруг прыснула смехом мадам Поганкина, и в этот момент в багажнике машины, кто-то дико забился, как в приступе.

Две женщины шарахнулись в разные стороны. У тетки из рук выскользнула трехлитровая банка с огурцами и смачно шибанулась о бетонный пол. Маринованные огурчики покатились под машину, в которой бился Сэм. Едко запахло рассолом, а в автомобиле кто-то завыл страшным голосом:

– Выпустите меня отсюда! Слышите, выпустите меня отсюда!!!

Женщины испуганно переглянулись и с диким визгом бросились из гаража на улицу.

На подмогу были собраны сливки общества, которые уже проснулись и не слишком мучались похмельем, все больше в силу своего возраста. Гуськом, после тетки и госпожи Поганкиной, крались: старый дед с не менее старым дробовиком, гордостью его юности. Следом косолапил Наполеон со щербатым топором, потом вышагивала хозяйская дочь, сонная и растрепанная, по совиному хлопая черными глазищами, а завершала процессию Шурочка, укутанная по самый курносый нос, и с лысой разрисованной куклой в руке.

Сэм, ополоумевший от паники и обиды, бился, как птица в клетке, вернее, упырь в багажнике автомобиля: колотил руками и ногами, задыхаясь и чуть не плача.

– Слышите? – Прошептала тетка, остановив отряд добровольцев легким взмахом руки.

Как назло в красивом, словно с обложки журнала, автомобиле все смолкло.

Старый дед почмокал беззубым ртом и прислонил морщинистую ладонь к уху. Николашенька затаил сиплое от переизбытка веса дыхание. Хозяйская дочь три раза хлопнула ресницами. Шурочка сладостно стала грызть ногу куклы, оглядывая взрослых с неуемным детским любопытством.

– Мама!!! – заверещал Сэм, набрав в грудь побольше пыльного воздуха. Но его голос, доносившийся из нутра машины, отчего-то трансформировался в неразборчивый рык.

– Ой, он воет, ирод!!! – вскрикнула истошно хозяйская дочка.

Николашенька с перепугу уронил топор, едва не попав по ноге деду. Тот от неожиданности пальнул дробовиком в воздух и разбил на полке банку с компотом.

Красная жидкость вперемешку со сморщенными ягодами смородины хлынула на крышу авто, заливая лобовое стекло, и по гладкой покатой крыше потекла под капот и багажник.

Сэм, потерявший последнюю надежду и испуганный страшным грохотом, явно от оружейной пальбы, почувствовал, как ему на лицо капает нечто холодное и липкое. Он поднес в темноте руку к глазам и понял – это кровь!

Войны начаться за одно быстротечное утро не могло, значит, нагрянула Зачистка. Он не имел права оставаться в укрытии, пока его семью расстреливают! Сомерсет забился с утроенной силой, оставляя на поверхности багажника отметины и вмятины.

– Слушайте, – прошептала испуганная госпожа Поганкина, следя за появлением новых увечий на отполированной крышке багажника, – что они за зверя туда засунули? Гляньте, как бьется!

Общим советом, решили позвать мужиков. Николашенька, великовозрастное дитя, и старый дед – мужеством не отличались, да и, вообще, мужиками их можно было назвать с большой натяжкой.

Со скандалами, уговорами и обещаниями опохмела подняли господина Поганкина и самого хозяина Апполинария. Мужчины, в одних подштанниках, душегрейках на голое тело и валенках посеменили спотыкливой рысью в гараж, где страшная тварь изнутри уродовала багажник истинных. Женщины, вооружившись кухонными ножами и веником, поспешили за ними.

Сэм стенал в багажнике, поминая своих родных. Он просил прощения у родителей за все причиненные волнения. Извинялся перед Наполеоном за украденные в пятом классе журналы со взрослыми картинками. Умолял деда не злиться, что три года назад спрятал его вставную челюсть, да так и не сказал где именно, уйдя в глухую несознанку, когда оценил размер наказания. Двоюродную сестру просил не обижаться, что называл крашеной образиной, даже у Шурочки, безвинного дитя испросил прощения, просто так, за компанию. Под конец Сэм жалобно заплакал как малый ребенок, размазывая по лицу слезы, и последний раз саданул по тонкой изуродованной крышке, скрывающей его от убийц его семьи.

Вот и остался он один на целом свете, никого больше нет!

– Слушайте, – протянул господин Поганкин, почесав затылок, – вот бесится. Может, они запихнули туда мертвяка? Они как раз на второй день встают!

– А кого из наших убили? – Тетка Сэма тут же цокнула языком, прикидывая, кого из гостей вчера не досчитались, но выходило, что все разошлись по домам на своих ногах, пусть и не твердых.

– Бабушка, а почему мегтвяк кгичит голосом Сомика? – Тихо полюбопытствовала Шурочка у задумавшейся женщины, дергая ее за рукав дубленки.

– Подожди, деточка, – отмахнулась та, бессмысленно таращась на мужчин и по привычке уперев руки в бока. Она лихорадочно рассуждала. Все-таки зятя она не видела часов с одиннадцати вечера, а хмырь из Зачистки как раз в это время куда-то выходил. Она-то на нетрезвую голову подумала, что в уборную на улице. Тут ее, как током шибануло:

– Деточка, что ты сказала?!

Сэм сложил крестом руки на груди и фальшиво затянул песню, которой его учили в детском лагере на юге. Лагерь этот был человеческий, обычный, и, вероятно, очень привилегированный, так что становилось непонятно, как он, простой инферн, смог там очутиться: