Артем Лунин - Время жестоких чудес

Нож улетел в угол, парень смял ее, сбил и оказался сверху, прижав к полу всем телом. Юлия отвернула лицо и закусила губу, собирая свою внутреннюю силу.

Мускулистое тяжелое тело вдруг перестало прижимать ее к шкурам. Девушка открыла глаза. Парень сидел на шкурах и смотрел в сторону.

– Оденься, – велел он.

Девушка оделась.

– Ты – Юлия. – Он не спрашивал, а утверждал. – Твой отец сказал странную вещь…

Он осекся, ощутив волну ее страха и надежды. Жизнь отца после полученных ранений была искажена так, что дочь не видела его в Живе, даже не могла сказать, жив ли он вообще.

– Он… жив?

Парень помедлил, разглядывая ее. Наконец кивнул:

– Если это можно назвать жизнью.

Юлия наклонила голову, враг не должен видеть ее слез.

– Скажи, правда ли то, что мертвых можно отспорить у смерти?

Целительница молчала.

«Во имя и для Жизни Живой», гласили иеро, начертанные над каждой из четырех дверей каждого травного дома.

Но жизнь врага…

– Отвечай, – велел он. – Или я сделаю тебе больно.

– Я не боюсь боли, – соврала Юлия.

– Возможно. Но я знаю, чего ты боишься. – Парень улыбнулся, окинул ее хищным взглядом, словно окатил крутым кипятком. – Ответь мне, не соврал ли твой отец.

– Не соврал! – выкрикнула девушка.

Каждый ребенок воличей знает, что заблудившегося в сумеречных землях между жизнью и смертью можно уговорить вернуться в жизнь, пока живо тело.

– Я не ребенок воличей. Как это делается?

Юлия пожала плечами.

– Обычно близкие сидят рядом с уходящим. Говорят, как хорошо им было вместе, как здорово жить. Зовут, просят вернутся, думают о нем…

– Я отпустил ее.

Мгновение отец и сын смотрели друг на друга, Орел вскочил, опрокинув скамью.

– Ты… что сделал?!

– Отпустил ее. Вывел за городьбу и…

Орел поднял скамейку и уселся.

– Ели ты не придумаешь немедля объяснение, я…

– Объясняться должен не я, а ты, отец.

И на этот раз Гореш сдержался, только лицо стало совсем багровым, на виске запульсировала вена.

– Почему риши Орлы вдруг стали нарушать данное слово? – спросил сын. – Ты обещал этому Выснику отпустить девушку, а сам велел привести ее к себе на ночь!

– Орленок, – устало сказал Орел. – Этот… Высник посмеялся надо мной, придумал какую-то нелепую байку о…

– Это не байка, отец.

– Что?

– Не байка. То, о чем говорил калека, случалось раньше… у нас.

Когда ты в детстве умирал от укусов огненных ос, твой брат, мой дядя, спас тебя. Вытащил с того света, отспорил у смерти, уговорил остаться – называй как хочешь…

– Откуда… – начал Гореш, зная, каков будет ответ.

– Мой крестный в первый день рождения дал мне имя, а в пятнадцатый день рождения подарил меч и притчу, историю-в-подарок. Он говорил, что это случилось давным-давно, не называл имен, но я догадался, а потом и удостоверился. Он спас тебя, отец. И, по-моему, ты должен ему отплатить тем же. Хотя бы попытаться.

Юлия шла по росной траве, шла не торопясь, как на прогулке, ощущая спиной острые взгляды стражей со стен, нацеленные оголовки стрел. Она шла так вечность, а потом вытоптанное поле кончилось, и девушка вошла в перелесок.

Парень обещал, что преследовать ее не будут, но мало ли… Углубившись в лес, Юлия побежала, наткнувшись на ручеек, прошла какое-то расстояние вверх по течению, уничтожая за собой следы, выбралась на каменистый бережок и немного попетляла по лесу.

Голова кружилась от голода, она не могла вспомнить, когда ела в последний раз. Юлия сунула руку за пазуху и ощупала лезвие скальпеля, данного парнем…

Девушка сломила палку, с этого же дерева сняла вьющееся растение и примотала к палке скальпель. Получилось небольшое копьецо, каким Юлия в два счета наострожила рыбы в подвернувшемся ручье – другом или том же. Утолять голод сырой рыбой было непривычно, но она не стала разводить костер.

Полночи девушка шла по лесу, потом забилась в огромный выворотень, почти небольшую пещерку. Нагрела в ней воздух, вход закрыла ломаными ветвями. Мучимая кошмарами, спала недолго и с первыми лучами солнца снова двинулась вперед.

Ближе к обеду Юлия наткнулась на василиска. Пожалуй, не обязательно было убивать ящера, но она испугалась неожиданной встречи и с порожденной страхом силой прибила его к дереву копьецом, сломав древко.

Василиск был старый и дряхлый. Девушка пожевала немного сырого мяса с хвоста, напоминающего на вкус подметку, а на запах болотную тину. Срезала роговые иглы с гребня и кусок чешуйчатой шкуры. Быстро сделала новое копье, с поршнями девушка возилась много дольше, но ей надо было отдохнуть и подлечить сбитые в кровь ноги. Юлия облепила мозоли целебными листьями, сунула ноги в перешитые поршни и пошла дальше.

Скоро она увидела метки, старая охотничья тропа привела к огромному дубу. В дупле лесного исполина Юлия нашла лук и стрелы. Дерево потемнело от старости, сухожилие в просаленной плетеной коробочке пересохло, но когда она натянула тетиву, плетеный шнур запел звонко. Охотничье оружие явно было предназначено для девушки.

Пошла дальше и вышла к небольшому разрушенному поселению воличей, совершенно пустому, только птицы и кролики жили между развалин и закопченых печных труб. Дома смотрели провалами окон, безмолвно грозились разинутыми ртами дверей. Только у одного дома в деревне уцелела крыша и были заперты двери и окна. Юлия потянулась мыслью и откинула деревянные плашки, дверь тяжело, со скрипом повернулась на петлях.

Запахло цветами.

Человек лежал на ворохе шкур. Парень не старше Юлии, чем-то похожий на молодого риша, который ее отпустил. В боевой берской куртке с костяными и копытными нашивками, секира под рукой, щит с грубо намалеванным странным черным зверем, похожим на волка или собаку, в ногах путаные снасти, видимо, при жизни он был заядлым рыболовом. Отец тоже любил порыбачить, побаловать дочь рыбкой…

В последнее время Юлия достаточно насмотрелась на мертвых. Обычно ушедшие выглядят спокойными и умиротворенными, а этот… Можно было подумать, что человек просто спит – и во сне испытывает боль, к которой давно привык и смирился. Резкие черты бледного лица заострились, линия губ горько изломилась. Юлия разглядела клочья тьмы в Живе – смерть парня действительно не была легкой. Она наклонилась – слабый цветочный аромат стал сильнее, прикоснулась к чуть теплой руке.

Опьяненный жаждой боя, он одним из первых вскарабкался на стену поселения Еретиков. Взмахнул секирой, разрубив одного Высника от плеча до пояса, у второго выбил меч и отсек голову, третий, вернее, третья…

Он замешкался, потрясенный тем, что у Еретиков сражаются и женщины. Руки знали все наперед, они отражали отчаянные умелые удары, уход, обманное движение. Богатырка обманулась, и он не сумел остановить гибельный размах. Он смотрел в гаснущие глаза женщины, годящейся ему в матери, а то и в бабки, не в силах осознать, что сотворил.