Артем Лунин - Время жестоких чудес

– Он выкарабкается.

– Знаю.

– Вам не кажется, что пора бы рассказать ему…

– Не кажется.

– Конь провалился под лед. И он его вытащил. Скажите, наставник, любой ли сможет поднять мыслью коня?

– Любой, если он, конечно, не совсем младенец.

– А увидеть подо льдом?

– Легко.

– А размолоть лед в кашу на протяженности почти в сотню шагов?

– Тоже мне, задачка для ученика.

– А сделать все сразу, быстро и без сосредоточения?

– О! Вот это уже серьезное деяние. Весьма впечатляющий объем контроля и быстрота… Силен мальчишка, я это сразу, хм, увидел. Но сила без умения – ничто. Только и годится, чтобы ломать лед.

– Я думаю, следует ему рассказать…

– Еще не время. Ты понял, мой ученик?

– Я не понял, учитель. Но я повинуюсь.

В начале была боль.

Боль была всем миром, и мир был болью.

Но боль – не ты. Боль не центр мироздания.

Боль – лишь сигнал, бегущий по нервам.

Боль несущественна.

Боль не прошла, но стала несущественной. Алек понял, что твердит заклинание, которому его научили пастыри. Жива разливалась по телу, смывая боль и усталость.

Он открыл глаза. Травный дом. Чего и следовало ожидать. Алек полежал еще немного, наслаждаясь чувством покоя, осторожно тронул жизнь неподалеку.

– Привет, – раздался в ответ шепот. – Вы в порядке?

– В полном, – ответил он, улыбаясь потолку. – А ты?

– Я простыл, и меня не пускают гулять, не говорят, когда я вернусь домой! – пожаловался Гарий.

– Ничего. Я поговорю с Питером.

– Так он тебя и послушает! – фыркнул кто-то в углу.

Алек повернулся.

– А, ты здесь. Я тебя не заметил.

Лина от возмущения потеряла дар речи.

– После того, как ты меня ударил, а потом еще так напугал, я с тобой вообще разговаривать не буду! – прошипела она.

– Ну и не надо, – легко согласился Алек. Лина окинула его презрительным взглядом, но ответ с ходу придумать не смогла. Алек решил, что достаточно провалялся.

– Отвернись.

Лина фыркнула и отвернулась, буркнув что-то вроде: «чего-я-там-не-видела», а Алек откинул одеяло и обнаружил, что лежал в одежде новорожденного. Интересно, кто его раздевал?

Размышляя над этим многообещающим вопросом, он принялся искать свои штаны. Лина созерцала стену, время от времени хмыкая, но Алек почувствовал, как аура девушки изменилась.

– Ты ее бил? – укоризненно спросил Гарий.

– Случайно, – покаянно ответил юноша. – Ударил мысленно. – Ему показалось, что порозовевшие кончики ушей Лины чуть повернулись назад.

– Мысленно? Разве мысленно – больно?

– Больно. Потом объясню, а пока поверь мне на слово, что мысленный удар гораздо больнее настоящего.

Гарий поразмыслил над его словами и, к некоторому удивлению Алека, серьезно кивнул. Парень наконец нашел одежду.

– Погоди, ты что, хочешь выходить на улицу? – забеспокоилась Лина.

– Хочу. И выйду.

Девушка собралась возражать, но вдруг улыбнулась.

– После того, что ты натворил там, на реке, тебя никто не рискнет останавливать…

Алек удивился. В голосе Лины прозвучала ирония и почему-то гордость за него. Но еще более его удивила собственная реакция на ее слова. Вдруг стало хорошо и весело.

– Помнишь, я говорил, что научусь?

Лина вспыхнула.

– Слушай, ты!.. Вой недоделанный!.. Кончай уже дразниться!

– Извини.

Гарий ерзал на месте. Он хотел спросить, о чем идет речь, но стеснялся.

Алек накинул куртку, обулся в очиги. Нетерпеливо посмотрел на Гария:

– Ты идешь?

Мальчуган подскочил, начал торопливо одеваться, путаясь в одежках. Лина возвела очи горе к низкому потолку, Пестрая посмотрела укоризненно, но никто ничего не сказал. Они вчетвером шагнули в сияющее утро.

– Гарий, мне нужно кое-что тебе сказать.

Мальчишка, взбудораженный прогулкой, посерьезнел и нахмурился, живо припомнив, что именно так мать и отец начинали важные разговоры…

– В общем… ты уже большой парень. Почти взрослый.

Вступление ему не понравилось, Гарий выпятил челюсть, чтобы скрыть дрожь губ.

– Говорите.

– Твоя семья уехала из Ред-Рока.

– Акт Шод Тамнэ? – спросил мальчик.

Алек так удивился, что даже не смог этого скрыть:

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, и все. Они уехали. Далеко?

– Далеко.

– Так далеко, что мне их не найти?

– Да.

Глаза Гария заблестели, но он не заплакал, просто смотрел на Алека.

– Я специально ходил, чтобы это узнать… – Собственные слова показались Алеку плоскими и лишенными смысла, и он замолчал.

– Что же мне теперь делать? – спросил мальчик не жалобно, а словно спрашивая совета у равного.

– Все просто, – ответил Алек. – Ты поживешь пока у нас… радоничи, так зовется наше племя. Это добрые люди, и я предлагаю тебе мою дружбу.

– Я принимаю вашу дружбу, – серьезно кивнул мальчик, и они скрепили договор рукопожатием.

– А потом, когда возрастешь, отправишься искать свою семью.

– А вы? Вы пойдете со мной их искать? – спросил Гарий.

– Конечно. Ведь я твой друг, и мне еще нужно попросить прощения у твоей сестры…

Конечно, он и не думал звать соседей на поминки. Конечно, соседи не пришли бы, даже если бы их пригласили.

Тень Избавленного падает на его семью. Никто не подаст им руки, не заговорит на улице о погоде и видах на урожай. Никто не подсядет вечером в кабаке обсудить за чаркой новые известия из Крепи и Кайва. Никто не придет однажды осенним вечером, не заведет степенный разговор о том, что дети подрастают и что пора бы…

Если в обычные дни он мог забыться в работе, то сегодня память огромным болезненным комом ныла в груди. Полгода. Полгода, как злой лес позвал Александра во тьму. Сын. Единственный сын.

Хлопнула дверь. Араган поднял мутный взгляд.

За полгода она выросла в настоящую красавицу, очень похожую на Мариа, какой та была лет двадцать назад. Но никто не придет осенним вечером просить ее венка.

Дочь не удостоила отца и взглядом, стрекозой упорхнула в женскую половину дома. Вчера они опять разругались. Мариа говорила, что поминки, как и положено, нужно править в месте упокоения, то бишь на Мете, поближе ко злому лесу. А Даника ляпнула, что брат жив. Выпороть бы девку, да жена опять ударится в слезы, укоряя его за то, что он был так суров с «бедным мальчиком»…

И что оставалось делать Доражу? Скрипеть зубами да пить ореховую.

Даника проскользнула к себе, старательно отворачиваясь от тяжелого запаха. Отец опять был пьян. Он слишком много пьет в последнее время. И здорово сдал – огрузнел, ссутулился, в волосах и бороде стало больше серебра.

Девушка упала на кровать, не снимая уличной обуви. В доме грязно, руки чешутся взяться за веник и швабру, но нельзя. Поминки. Поминки по живому.

Она и сама не знала, откуда у нее взялась эта мысль. Просто знала, и все тут, хотя очень давно не ощущала брата. Такое случается, когда люди взрослеют, когда очень меняются или…