Артем Лунин - Время жестоких чудес

– Имя! – потребовал голос.

– Этиль Ларак. – Он старался говорить уверенно.

– Этиль Ларак, – повторил голос, – племя, род?

– Клан Ларак из Грона, – неохотно отозвался он и услышал скрип пера. Кажется, у него застучали зубы.

Грубые руки сорвали ткань с лица. Моргая, он огляделся и приободрился. Заржавленных железных инструментов, иссеченной и залитой кровью колоды в поле зрения не было, как и человека в кожаной маске. Люди смотрели хоть и без особой нежности, но, кажется, не собирались предавать его немедленной смерти.

Все были оружны. Несколько старших священников, или как они тут зовутся, безошибочно узнаваемых по ореолу Света, стояли обособленно. Высокий старик шагнул вперед.

– Этиль Ларак лишается свободы и права называться человеком. Отныне он невольник Этиль…

Он не понял, испытывает он облегчение или стыд.

– Невольник сей по праву меча принадлежит Александру Доражу…

Взгляды людей скользнули в сторону, и Этиль посмотрел туда же. У него подкосились ноги, в ушах раздался странный звон, ужас снова поднял голову. Парень встал, ножны меча глухо стукнули по лавке, он раздраженно сдвинул пояс.

Это наполненное безликой темной силой дыхание нельзя не узнать и невозможно забыть…

Александр Дораж неловко поклонился совету, на своего невольника не смотрел.

– Как гласит Право Меча.

– Свидетельствую, – сказал старик.

– Свидетельствую, – как в бочку бухнул огромный кряжистый мужик в кожаном фартуке кузнеца.

– Свидетельствую, – сказал молодой светловолосый мужчина с глазами цвета льда.

Перо скрипнуло, закрепляя невольника за войем.

– Пошли-ка, малой, – прогудел кузнец.

Кузнечный околоток встретил их звонкими голосами молотов. Дымили трубы, сновали дети с вязанками дров и мешками горюч-камня.

Александр шел рядом, на невольника своего так и не взглянул. Лицо было угрюмым, даже злым.

Из сумрака кузни вынырнул молодой подмастерье, равнодушно глядя на незнакомца.

– Сымай рубаху…

Этиль повиновался. Сглотнул и положил голову на плаху.

Горячая полоска железа прижгла кожу на шее, Этиль дернулся. Кольцо замкнулось, мастер дважды ударил молотом.

– Не тесно? – заботливо спросил он. Этиль ощупал ошейник, под пальцы попались резанные в железе буквы и большая проушина. Ошейник сидел свободно, почти не мешая.

– Вот так, – удовлетворенно пробормотал кузнец.

– Спасибо, мастер, – сказал Александр, повернулся и пошел. Этиль затоптался, не зная, что делать, пока мастер не наладил его крепким тычком – иди, мол, за хозяином.

– Сядь, – как можно более мягко сказал Алек, но мальчишка все равно вздрогнул. Промедлил и сел.

Алек впервые соизволил внимательно рассмотреть свой «военный трофей». Нечесаная грива светлых волос больше всего напоминала неаккуратно сложенную копну сена, глаза какого-то мышиного цвета, или так их окрасил страх…

Что с бою взято, то свято, и ничего тут не поделаешь. Алек даже помотал головой, удивляясь нелепости ситуации. Совсем недавно он был радонич, потом никто, а сейчас волич и вой, недавно ему дозволялось носить лишь грубую ткань из крапивы и конопли – сейчас у него есть меч, конь и даже раб!

А что вообще делают невольники?

– Как тебя зовут, парень?

Желтоволосый втянул голову в плечи.

– Этиль Ларак, с вашего позволения… сэнир…

– Не зови меня «сэнир»… – Слова вырвались помимо его воли, Алеку было противно смотреть на пленника и одновременно жалко его. – Просто Александр.

– Да, господин Александр.

– Что ты умеешь делать, Этиль?

– Умею работать на земле… я из крестьян… наше племя провинилось… согнали с земель, переселили, каждого четвертого взяли в армию…

Алек выругался мысленно.

– Сейчас твоя работа не востребована…

– Хозя… господин, я научусь, я буду верно… – Алек ощутил порыв слепой паники, пленник, кажется, подумал, что, поскольку невольник для войя бесполезен, его тут же и порешат.

– Молчи, – сказал он тихо, бессознательно подражая манере речи пастырей, когда они разговаривали с невольниками. Мальчишка покорно заткнулся. Ну что с таким прикажете делать?

– С деревом умеешь работать? – спросил он.

– Да…

– Пошли, коли так…

До поздней ночи Этиль рядом с хозяином трудился над укреплением поселка. Они насыпали новые туры, тесали бревна, ставили башенки. Этиль ловил на себе враждебные взгляды. Пару раз ему доставались тычки и пинки, пока Александр не вмешался и не объяснил доходчиво, что невольник принадлежит ему. Отступились.

Вместе со свободными работали невольники, в основном народа беричей, и Этиля поразило их усердие. Он успел перекинуться с ними едва ли парой десятков слов, но понял, что его уже держат за своего.

Свой среди невольников…

В полночь работы были закончены. И работники, и рабы получили одинаковый пай – миску жидкой похлебки, кус мяса и ломоть хлеба. Хозяин отправил Этиля в дом войев, сам остался на башнях.

Ночь взяла свое и клятва была нарушена. Они лежали, остывая. Тания прижалась к его груди. Обычно она просто лежала рядом, спиной к нему.

– Это… откуда? – Она провела пальцами по шраму. Он не хотел отвечать, но это первый вопрос, который она ему задала.

– Секирой. Дежи, племя с равнин.

– А тут? – коснулась бедра. Стратиг вспомнил обожженное морозом лицо, искаженное бешенством, желтая пена наркотика застыла на бороде… Блеск клинка, его собственный меч разлетелся брызгами льда, мир взорвался болью. Искусство лекаря было велико, остался только тонкий малозаметный шрам. Она видит в темноте, запоздало понял Стагор. А ведь он этого даже не ощущает.

– Мечом… В Норде.

На севере куют лучшие мечи. Сейчас нордан, который нанес ему эту рану, дремлет у него в ножнах.

– Мечом. Фремены.

Самые страшные враги.

– Сэтэхлунд, эльфийская стрела…

Отравленная и неизвлекаемая, но этого он не будет говорить.

– Нож…

– Нож. – Она отстранилась, тонкие пальцы ласково погладили линии Узора. Стратиг впервые видел так близко, с каким небрежным изяществом Еретики обращаются с силой, связывающей физический мир воедино. В руку девушки лег нож. Неуклюжий и тупой. Но не ставший от этого менее смертоносным. Стратиг понял, что ничего предпринять не успеет.

Но ему отчего-то было все равно.

Алек спал на посту.

И видел сны.

Видел блеск глаз нетопыря и слышал его неслышимый писк, слышал шепоты ветра над ночной равниной. Чувствовал запах земли и ночных цветов. Ощущал на вкус страх и горечь снов невольника Этиля. Видел яркие чистые мысли парня и девушки в караулке…

Сон едва не прервался, Алек торопливо отвел мысленный взгляд.

Алек чуял. Его сознание растворялось в ночи, все больше вбирая в круг сверхвосприятия. Ничто происходящее в степи не проходило мимо него, ни на одном событии он не задерживал внимание, воспринимая их все разом.