Кристофер Паолини - Брисингр

Эрагон нахмурился:

— Ну и что?

— Как это «ну и что»? — передразнил его Фредрик. — Не хочу тебя обижать, Губитель Шейдов, но неужели ты не понимаешь, что, нанося удар острием по острию меча противника, ты губишь и свой собственный меч. Ведь при этом страдают оба клинка. Это, может, и не было проблемой с твоим заколдованным Зарроком, но ни с одним из мечей, которые есть у меня в оружейной, этого делать не стоит. Лучше вообще избегать подобных ударов. Если, конечно, ты не готов после каждого сражения меч менять.

Перед мысленным взором Эрагона промелькнул меч Муртага с зазубренными краями, и он почувствовал раздражение на самого себя за то, что позабыл нечто столь очевидное. Он ведь тогда привык к Зарроку, который никогда не тупился и сталь его никогда не выказывала признаков усталости; Заррок также, насколько он знал, невосприимчив к большей части заклятий, будучи действительно настоящим мечом Всадника. Эрагон не был даже уверен, можно ли его вообще чем-либо повредить или уничтожить.

— Об этом тебе тревожиться не стоит, — сказал он Фредрику. — Я любой меч могу дополнительно защитить с помощью магии. Но неужели я должен целый день ждать, пока ты подыщешь мне оружие?

— Еще один вопрос, Губитель Шейдов. А что, эти защитные чары будут длиться вечно?

Эрагон насупился:

— Раз уж ты спросил, то я отвечу: нет, не будут. Я, правда, знаком с одной эльфийкой, которая владеет искусством изготовления настоящих мечей для тех, кто летает верхом на драконах, однако она не пожелала открыть мне эту тайну. Так что у меня есть один-единственный способ: передать своему клинку часть той магической энергии, что есть во мне самом. И пока эта энергия не истощится, она будет охранять меч от того ущерба, который в ином случае непременно нанесли бы ему вражеские удары. Но как только запас этой энергии в мече — или во мне самом — иссякнет, мой клинок станет самым обычным и вполне может развалиться прямо у меня в руках уже во время следующего поединка с противником.

Фредрик поскреб подбородок и сказал:

— Ну что ж, поверю тебе на слово, Губитель Шейдов. Суть, насколько я понял, в том, что если ты достаточно долго будешь рубиться с врагом, то волшебство в тебе может иссякнуть; и чем сильнее ты станешь рубиться, тем скорее оно иссякнет, верно?

— Именно так.

— В таком случае ты все-таки должен избегать рубиться клинок к клинку, поскольку это истощит твой запас магии быстрее, чем любой другой маневр.

— У меня нет времени на все это, — сердито оборвал его Эрагон, теряя терпение. — У меня нет времени учиться совершенно новому способу вести бой. Империя может напасть на нас в любой момент. Я должен совершенствовать те приемы боя, которым уже обучен, которыми уже неплохо владею, не пытаясь поспешно их переиначить.

И тут Фредрик, точно в голову ему наконец пришла удачная идея, хлопнул в ладоши и воскликнул:

— Тогда я знаю, что именно для тебя подойдет! — И он принялся рыться в целой груде всевозможных клинков, сваленных на полу в огромной клети, и все время приговаривал себе под нос: — Сперва посмотрим вот это, затем это, а там уж решим… — Откуда-то со дна клети он извлек огромную черную булаву с многогранной головкой и, постучав по ней костяшками пальцев, сказал Эрагону: — Этой штуковиной ты запросто можешь ломать мечи и разбивать вражеские кольчуги и шлемы, не причиняя ей самой при этом ни малейшего ущерба.

— Но это же просто металлическая дубинка! — возмутился Эрагон.

— Ну и что? С твоей-то силой ты, размахивая ею, точно тростинкой, просто ужас среди своих врагов посеешь! Точно тебе говорю!

Эрагон помотал головой:

— Нет. Разбивать вдрызг чужие головы — это не мое. И потом, я бы, например, никогда не сумел убить Дурзу, если бы у меня вместо меча была булава, ибо требовалось непременно пронзить ему сердце.

— Тогда у меня есть на примете и еще кое-что, если, конечно, ты не станешь настаивать на традиционном клинке. — И Фредрик умчался куда-то в противоположный конец павильона и принес Эрагону то, что оружейники называют скрамасаксом.

Это был короткий широкий меч с изогнутым лезвием. Такими клинками Эрагон никогда раньше не пользовался, хотя и видел нечто подобное среди варденов. У меча была дисковидной формы мощная рукоять с полированной головкой, блестевшей, точно новенькая серебряная монета. Короткий черенок рукояти был сделан из дерева, обтянутого черной кожей; выгнутую гарду покрывала резьба в виде рунической письменности гномов; лезвие было примерно в локоть длиной, острое лишь с одной стороны и слегка утолщенное посредине, где проходили два дола — углубления, существенно облегчавшие вес клинка. Хвостовик уходил глубоко в рукоять. Меч был прямым, и лишь на расстоянии шести дюймов от острия его лезвие резко изгибалось и, сходя почти на нет, превращалось в тонкое опасное жало. Если бы не широкое лезвие, этот клинок более всего походил на изогнутый змеиный клык, способный не только прорвать доспехи врага насквозь, но и — при обратном движении — вытащить наружу его внутренности. В отличие от обоюдоострого меча, скрамасакс явно более всего подходил для рубящих ударов. Но самой интересной чертой этого меча было то, что нижний конец его лезвия был жемчужно-серого цвета, существенно темнее почти белой и гладкой, как зеркало, стали в верхней его части. Граница между этими двумя цветами была неопределенной, и оттенки серого на лезвии переливались, точно шелковый шарф на ветру. Эрагон не сводил с клинка глаз.

— Я такого еще не видел. Что это?

— Трикнсдал, — ответил Фредрик. — Его гномы изобрели. Они по-разному закаливают острый и тупой края лезвия. Острый край у него необычайно твердый, значительно тверже большей части наших клинков. Мы вообще не решаемся так лезвие закаливать. А середину лезвия и его тупой край гномы делают значительно мягче, чтобы она могла чуть ли не гнуться, во всяком случае, была бы более гибкой и податливой; благодаря этому клинок способен выдержать любой бой и не расщепляется, точно чугун на морозе.

— А что, гномы все свои клинки так закаливают? Фредрик покачал головой:

— Нет, обычно лишь те, у которых только одна сторона лезвия острая. Иногда, правда, и самые лучшие из обоюдоострых. — Он с некоторой неуверенностью посмотрел на Эрагона, явно желая что-то сказать, но долго колебался, прежде чем все же спросил: — Ты хоть понимаешь, почему я выбрал для тебя именно этот клинок?

Эрагон понимал. Во-первых, если держать этот меч под правильным углом и почти перпендикулярно земле, то, если самому не качать кистью, все удары клинок примет тупой стороной своего лезвия, сохранив его острый край для ответной атаки. А во-вторых, владение эти коротким мечом потребует от него, Эрагона, лишь незначительных перемен в тех основных движениях, которым его учили.