Вера Камша - Несравненное право

— Андриаманзака-Ракатуманга-Жан-Флорентин, — учтиво произнес жаб, в порыве вежливости покинув свой золотой насест и поднявшись по руке Рене ему на плечо.

— Наслышан, — откликнулся эльф, тем не менее опустив подробности, к вящему разочарованию маленького философа. Второе разочарование, еще более горькое, заключалось в том, что оба — и Рене, и Эмзар — напрочь отказались обсуждать вопросы свободы воли и потенциального равенства перед Творцом всех наделенных волей созданий, сославшись на дела более неотложные. Жаб обиженно насупился, но с плеча не слез, намереваясь, видимо, при первой возможности вернуться к столь животрепещущей теме. Однако разговора не вышло — появившийся Нидаль, каштановые локоны которого скрылись под наложенной целителем серебристой повязкой, сообщил, что Клэр привез пленного.

Тяжело вздохнув и мысленно проклиная все на свете, Рене Аррой поднялся. Земля тут же мстительно покачнулась, желая уйти из-под ног. Тем не менее эландец отказался от помощи и пошел сам, гордо вскинув серебряную голову и надеясь лишь на то, что дорога не окажется длиннее его воли. Так и вышло, а открывшаяся взгляду адмирала сцена заставила забыть даже о больной голове.

Клэр стоял, опершись одной рукой о доходивший ему до пояса вросший в землю валун. У его ног лежал опутанный, как коконом, серебристой тонкой веревкой бледный всадник, лицо которого, искаженное страхом и ненавистью, было, однако, обращено не к эльфу, а к Гибу, стоявшему рядом в позе коня Императора-Победителя, занеся ногу со сверкающим прозрачным копытом над головой пленника.

— Похоже, они знают друг друга, — бросил Рене.

— Видимо. Жаль, твой вороной друг не может нам ничего рассказать. Или все же может?

— Нет, — авторитетно сообщил Жан-Флорентин, — в свое время род Гиба был лишен речи, потому что его предки оказались свидетелями великой тайны.

— Какой тайны? — быстро спросил Рене.

— Великой, — охотно пояснил Жан, — нет ничего надежнее заклятья, наложенного вовремя. Древние умели хранить свои секреты.

— Жаль только, если именно эту тайну нам придется выуживать из моря крови, — задумчиво проговорил Эмзар. — Что ж, попробуем поговорить с этим созданием…

— Гиб, отойди пока, — попросил Рене, — но недалеко, ты можешь нам понадобиться.

Водяной Конь, недовольно фыркнув, отступил на два шага и замер, вбирая ноздрями северный ветер.

— Ночью будет дождь, — сообщил жаб, — Гиб это чует. И я, разумеется, тоже. С севера идет сильная гроза. Лучше отсюда уйти, мне не нравится это место…

— Значит, уйдем, — не стал спорить Рене, — вот поговорим с этим красавцем и уйдем, — и, наклонившись над пленником, быстро спросил: — Кто ты? Кто вас сюда послал?

— Я — Оггу, — с вызовом ответил бледный. — И я больше ничего не скажу, я не разговариваю с предателями, потомками предателей и прихвостнями чужаков!

— Сильно сказано, — Рене машинально откинул белую прядь со лба, — что ж, раз ты не хочешь говорить, ты нам и не нужен. Гиб, иди сюда и покончи с ним.

Жеребец, одним прыжком оказавшись перед лежавшим пленником, вскинулся на дыбы, огласив окрестности коротким злобным ржаньем, и замолотил передними ногами по воздуху. Затем конь опустился на четыре ноги и принялся рыть копытами землю, стараясь, чтобы комья летели в сторону бледного. Погарцевав подобным образом некоторое время, Гиб решительно повернулся к извивающемуся пленнику черным блестящим крупом, занес заднюю ногу и медленно, по волоску, начал ее опускать.

Эльфы и Рене Аррой не отрываясь следили за расправой. Когда огромное копыто коснулось сероватых волос ройгианца, тот не выдержал.

— Я скажу, — это был умоляющий, задыхающийся от ужаса шепот, ничем не напоминающий прежний, высокомерный тон, — уберите его, убейте меня, иначе… Я буду, буду говорить.

Гиб обернулся, скосив зеленый глаз на Рене, и тот готов был поклясться, что конь смеется. Адмирал кивнул головой, и прозрачное копыто плавно поднялось вверх, а затем резко опустилось вниз. Конь с силой топнул о землю в волоске от головы Оггу, который, судорожно разевая рот, пытался отползти от своего мучителя.

— Да, похоже, это старая вражда, — пробормотал Рене, ни к кому не обращаясь, — итак, что ты можешь нам рассказать? Куда вы шли?

Орка даже не успела испугаться, когда Роман ее потянул в реку. Зная твердость своего дорожного товарища, девушка настроилась на длительный спор с упреками, поджатыми губами, перемирием, заключенным за обеденным костром, и решительной вечерней атакой. Она надеялась, что Роман в конце концов сдастся, но чтоб так сразу… Ледяная вода обожгла не хуже огня, но больше ничего неприятного не случилось. Орка с восторгом и удивлением наблюдала, как река расступилась, словно разрезаемая гигантским ножом, и они медленно опустились на каменистое дно. Справа и слева от них возвышались абсолютно гладкие и блестящие водяные стены из полупрозрачного зеленоватого камня, от которых веяло холодом и сыростью. Криза и Роман быстро шли по старой орочьей тропе, ставшей ныне речным дном, а сзади смыкался со странным глухим ревом пропустивший их поток. Сердце орки от восторга и благоговейного ужаса трепыхалось, как пойманная ласточка, а в голове осталось место для одной-единственной мысли, что, не встреть она прошлой осенью Романа, она так бы и осталась девчонкой с дикой заимки, никогда не узнавшей, сколь велик и невероятен мир. Путь по дну, однако, оказался недолгим, Роман резко дернул девушку за руку, ледяная вода вновь обожгла их и отступила. Орка и эльф стояли внутри Ночной Обители. Сзади грохотала река, а перед глазами рвалась ввысь темно-серая сверкающая башня. Это было царство камня, похожего на вороненую сталь, и лишь над головой сверкало ясное синее небо, по которому ползло одинокое облако, похожее на толстую собаку.

Роман и Криза дважды обошли башню кругом, все то же — ни двери, ни окна, ни хотя бы щели или выбоины.

— Бесполезно, — вздохнул бард. — Если вход был, то он где-то внизу…

— Нет, — покачала головой орка. — Дверь не знать даже жрец-старейшина. Говорить, сюда ходить лишь дети Инта. Мы не могем, я — простая орка, а ты — враг. Нас не пускать.

— Может, ты и права, — Роман задумчиво тронул отливающий металлом камень и отдернул обожженную руку. Перстень Проклятого горел и переливался всеми оттенками от алого до черного, а на месте, которого коснулась рука барда, обозначилась дверь. Тяжелая, украшенная изображением волка, задравшего морду к полной луне. Скрипнули петли, и тяжелая створка медленно отошла внутрь. Орка и эльф чуточку помедлили, переглянулись и одновременно шагнули вперед.