Макс Фрай - Энциклопедия мифов. Подлинная история Макса Фрая, автора и персонажа. Том 2. К-Я

Зато доподлинно известно, что через несколько дней в маленьком книжном магазинчике Шульца и Бормана на юго-восточной окраине Берлина появился новый продавец.

Владелец магазина, Шульц и Борман в одном лице (он был единственным наследником тощего угрюмого сына того самого Бормана и веселой рыжеволосой дочки того самого Шульца, которые в незапамятные времена решили заняться книготорговлей), полагал, что ему повезло: новый работник, обаятельный интеллигентный юноша, кажется даже с университетским образованием, согласился работать за почти смешную плату. Веский аргумент в его пользу, если учесть, что дела в магазине Шульца и Бормана шли неважно, причем не только в последнее время, а с момента основания.

Впрочем, у нового продавца оказалась легкая рука. Через неделю потомок Шульцев и Борманов с удовольствием заметил, что возле прилавка постоянно крутятся покупатели, вполне уже подготовленные к великому переходу в разряд постоянных клиентов. Они млели и только что не мурлыкали, когда не по годам серьезный блондин вежливо говорил им: «Добрый день, рад видеть вас в нашем магазине. Меня зовут Франк. Франк Хоффмайстер. Я, знаете ли, что-то вроде поводыря в этом царстве прекрасной неизвестности. Могу ли я предложить свою скромную помощь?»

За словами непременно следовал почти театральный жест, намертво приковывавший внимание клиента к полкам за спиной продавца. Под «прекрасной неизвестностью», само собой, разумелась литература. Владелец магазина считал данное определение высокопарным и безвкусным, как сказки Гофмана, которые с детства терпеть не мог. Но приходилось признать, что на покупателей оно действует самым благоприятным образом, особенно на женщин. Да, на женщин – особенно…

«Надо будет увеличить его жалование, – растроганно думал Шульц-Борман. – Не сейчас, конечно. Через полгода. Или, скажем, через год… Посмотрим, как пойдут дела».

До повышения жалования, впрочем, не дошло: через десять месяцев Франк Хоффмайстер куда-то исчез, оставив владельцу магазина длинную записку с многословными извинениями, нескольких неприкаянных лунатиков из числа постоянных клиентов – тех, что восприняли отъезд Франка как личную трагедию и теперь часами бродили среди книжных полок, словно надеялись отыскать там самую подробную в мире адресную книгу, в которую уже занесены новые координаты их любимца, – и еще драгоценную репутацию лучшего книжного магазина в этой части города, хотя многочисленные новые посетители никак не могли понять: в чем, собственно, заключаются его достоинства?

Мбомбианда невидим, как и души, которые попадают к нему…

Мы шли по парку, озаренному лишь зеленоватым ломтиком луны, ярким, как воспоминание о приступе лихорадки. И хотелось бы лукаво объявить, будто «мы блуждали там целую вечность», но нет: время, кажется, текло как обычно, и наша прогулка длилась несколько вполне заурядных часов, не более того, никак не…

А вот с сезонными явлениями творилось что-то неладное: зеленые кроны лиственных деревьев были пышны и свежи как в начале лета; впрочем, попадались и белые облака вишневого цвета, и алые кляксы осенних кленов, и кусты ежевики, спелой, как в августе. И почему-то шел снег. Его мелкие хлопья, невесомые и теплые, как взбитые сливки, иногда таяли, соприкасаясь с землей, а иногда оседали на сочной зеленой траве, и даже на рукаве моего свитера поселилось несколько таких живучих снежинок.

Мы не разговаривали вовсе, да и говорить было не о чем: пока длилась прогулка по парку, мы отлично понимали, что с нами случилось, и, кажется, знали даже, к чему это приведет. Знание, впрочем, не выстраивалось в словесную последовательность, не поддавалось осмыслению (близорукий разум, дальнозоркое сердце – обычное дело), но мы и не слишком старались расшифровать птичий язык предчувствий: будь что будет, лишь бы было хоть что-то!

Снежные хлопья между тем становились все гуще и прозрачнее. Какое-то время спустя, я заметил, что никакого снега уже нет… и вообще почти ничего нет: мы блуждаем в тумане, густом, тяжелом и зыбком, как старческий разум. Три руки одновременно потянулись ко мне: Алиса церемонно прикоснулась к локтю, Лиза по-детски требовательно завладела ладонью, а Юстасия мертвой хваткой вцепилась в плечо.

Кажется, они тоже знали, что происходит: теперь мы окончательно перестали быть частью видимого мира. От гигантского мозаичного панно откололось несколько крошечных кусочков, из необъятного гобелена выдернули четыре коротенькие ниточки; при этом общая картина совершенно не пострадала. Разве что самый зоркий из тружеников-демиургов мог бы, пожалуй, случайно обнаружить новоявленный дефект, но уж никак не сторонний наблюдатель. Он, сторонний наблюдатель, и бровью не повел бы: что за дело ему до столь незначительных перемен?

Однако…

Нас больше не было – по крайней мере, там , где мы привыкли быть .

Это открытие вселяло в моих спутниц ужас и восторг: исчезнув окончательно и бесповоротно; почти добровольно, но и по принуждению могущественных обстоятельств вычеркнув себя из списка действующих лиц , они вдруг выяснили, что исчезнуть – вовсе не обязательно означает утратить себя . И это была хорошая новость.

Достаточно хорошая, чтобы вскружить голову.

Для меня же наша прогулка оказалась чредой удивительных приобретений. С каждым шагом я обрастал биографическими подробностями, воспоминаниями (память казалась мне тогда особой разновидностью телесности, чем-то вроде дополнительной мышечной прослойки между кожей и остовом) и даже, кажется, неким подобием человеческой судьбы.

Судьба эта, строго говоря, все еще не могла считаться моим достоянием. Но я ощущал себя чем-то вроде законного наследника. Завещатель пока жив, приговор врачей неоднозначен, однако необходимые бумаги заполнены, подписаны и надежно спрятаны в несгораемый сейф. Под такие гарантии можно начинать жить на широкую ногу, в долг, ибо всегда найдутся кредиторы, с оптимизмом глядящие в завтрашний день.

Мои спутницы внезапно утратили прошлое, я же лишь изготовился вступить во владение этим сомнительным сокровищем; так или иначе, но все мы испытывали скорее растерянность, чем страх или восторг. Потоптавшись на месте, мы переглянулись и решительно зашагали дальше: невозможно заблудиться, если не знаешь, куда идешь. А мы шли не «куда-то» а в «когда-нибудь», шаг за шагом приближались к тому мгновению, когда туман начнет оседать на землю крупными хлопьями, не влажными, а сухими, легкими и теплыми, как пепел.

В шумерской мифологии могущественные божественные таинственные силы, управляющие миром <���…>. Считалось, что силами Ме могли обладать города и храмы.