Наталия Мазова - Исповедь травы

Назавтра матушка Кьяр повела меня через весь городок. Он словно вымер – лишь редкие прохожие жались к стенкам домов, с опаской сторонясь друг друга. Дома, осевшие, полуразвалившиеся, точно вырастали из снега подобно уродливым грибам. А в тех, что покрепче, непременно были выбиты окна, и ледяной ветер свободно бродил по мертвому жилью…

Последняя кривая улица обрывалась в белизну снежных полей. Мы стояли на краю. И у самых наших ног начиналась, вилась через все поле и пропадала вдали тропинка шириной в две моих ладони – словно серебряная нить на белом бархате…

«Вот единственный путь отсюда,» – сказала матушка Кьяр. «Узкий и трудный, но прямой и довольно безопасный. Ты сильный, ты дойдешь. Ступай же.»

«Прямо сейчас?» – удивился я. «Я же еще с дровами не управился…»

Она заглянула мне в глаза, что было не так-то просто – я был на две головы выше.

«Так будет лучше. Я ведь тоже в любой момент могу уснуть и не проснуться. И кто знает, что будет, когда окажется слишком поздно? Иди, пока я еще могу благословить тебя на прощание.»

И тогда я ступил на тропинку и почувствовал, что она отзывается моим шагам, как натянутая струна гитары. Дойдя до леса, я оглянулся и в последний раз увидел на краю городка маленькую фигурку, укутанную в серебристо-серую шаль… Ты лучше меня разбираешься в этом, – неожиданно перебивает Он сам себя, – скажи: она ведь теперь святая? Люди могут ей молиться?

– Конечно, могут, – твердо отвечаю я. – Когда мы вырвемся отсюда, мы отнесем ее имя Заступникам, чтобы они начертали на скрижалях Храма в Заветном: «Святая Кьяррид из Снежной Пустыни».

– Заступница тех, кто блуждает во мраке, – эхом отозвался Лугхад. – Я долго шел по Серебряной Струне, я снова устал, но это была уже обычная человеческая усталость, а не бессилие на грани отчаяния. Мне не хотелось спать, и я шел, не останавливаясь, боясь сойти с тропинки. Иногда, когда меня мучила жажда, я опускался на колени и раскапывал снег рядом с Серебряной Струной. Под ним были ягоды, красные и кислые – не то клюква, не то брусника. Я ел их, и они придавали мне силы. Я шел сквозь миры, и ночь была уже непроглядна, но внутренним зрением я все время видел тропинку, и шел по ней, как по лучу…

Вокруг меня не было никакого следа людей. Смерть Воды – мир был занесен снегом и скован вечным льдом. Я понял, что уже близок, если можно так сказать, к линии фронта Тени, через которую придется прорываться с боем. Но даже это не тревожило меня сверх меры.

…Что было – теперь узнаешь ли? Я увидел зарево над мертвым лесом и невольно замедлил шаг. Холодок страха коснулся сердца, и я ощутил, как трепещет под моими ногами Серебряная Струна – наверное, ей тоже было страшно. Пересиливая себя, я двинулся вперед – чему быть, того не избежать.

Лес разорвался внезапно, как покрывало – и предо мною предстала ограда старого кладбища, засыпанного снегом. Тропинка вилась вдоль самой ограды, еле различимая в призрачном свете, идущем непонятно откуда. Что-то темное и безымянное преграждало мне путь – не воспринимаемое чувствами, но дохнувшее в лицо ледяным ужасом. Я понял, что пройти мне не дадут.

«Камень гроба отвален, и нет его здесь…» – торопливо заговорил я. Мне казалось, что именно это Слово будет наиболее действенным…

Страшный хохот, эхом отдававшийся в лесу, заметался между могил и оглушил меня. На ограде, где секунду назад никого не было, теперь сидела огромная коричневато-черная хищная птица. Голову ее венчала корона – венец мертвенного, бледножелтого призрачного света, ничего не освещавшего.

«Ха-ха-ха-ха! Теперь ты в моей власти!» – страшный скрипучий голос, злобное карканье. «Камень гроба! Земля, камень, небытие! Здесь я в полной своей силе! Ты сам призвал меня, жалкий певец, вообразивший себя магом, и сам избрал Землю своей гибелью!»

И тут я, холодея от ужаса, увидел, что у птицы голова женщины, и на моих глазах лицо ее стало лицом Райнэи! Невольно я вскинул руку, пытаясь закрыться от страшного зрелища, и сам не зная почему, вдруг воскликнул: «Оборони меня, Кьяррид!»

«Карр!» – раздалось в ответ. «Кьяррр меррртва! Мерррртва!» И с этими словами порождение кошмаров кинулось мне в лицо. Я отступил, сошел с Серебряной Струны и упал на колени в снег. Птица с лицом Райнэи ударила меня крыльями по голове – и дальше пустота…

Лугхад замолкает, пытаясь справиться с дрожью. Мне тоже сильно не по себе – я как наяву представила все, о чем Он рассказывает…

– То, что было потом, я помню, как в тумане – разум мой был мертв тогда… Я шел назад в Каэр Мэйл, возвращался по Черным Шрамам туда, откуда не бегут. Грязная птица в венце страшного света сидела на моем плече, и из глаз моих струился холод небытия… Я снова шел, не таясь и ничего не чувствуя, через города в кольце распада, и любой, завидев меня, убегал прочь с криком ужаса – я казался им вестником Бездны, я и был в тот миг порождением Тени…

Так вернулся я к подножию Каэр Мэйла, и у ворот города злобная птица сорвалась с моего плеча и с издевательским хохотом растаяла в небе. Я снова был свободен, но в памяти моей зияли провалы, хотя кое-что я все же сумел не забыть, а в душе прочно поселилось отчаяние – я больше не верил в спасение и в победу Света. И когда не стало злобной воли, пленившей меня, я без сил упал лицом в выжженную траву на склоне. Если бы я мог, то заплакал бы – но я никогда этого не умел. И так я пролежал не знаю сколько, а потом встал и вошел в Каэр Мэйл, чтобы стать для него Лугом Безумцем, певцом непостижимого…

И снова Он умолкает. А я смотрю не на Него – на Лоти. Что происходит сейчас в ее душе? Не вступила ли в ней эта новая правда в страшную войну со всем предыдущим смыслом ее жизни, с верой в истинную Королеву и прежние времена? Ибо когда Он вот так вспоминает – не поверить невозможно.

– Что тогда творилось со мной, сейчас уже трудно представить. Тебе знакомо состояние, когда не можешь быть с кем-то, но еще больше не можешь – без него?

– Знакомо, – отвечаю я, стиснув зубы.

– Через месяц после неудачной попытки бегства я и сотворил первую из пяти Смертных Печатей…

– Это был танец Черной Луны? – перебиваю я с дрожью.

– Нет, Смерть Огня была второй, только второй. А первую – Смерть Воды – ты еще не слыхала… – и вдруг, резко приблизив свое лицо к моему: – Хочешь – здесь и сейчас?

Глаза в глаза…

– Да – хочу!

Тишина повисает над поляной, обласканной осенью. И в этой тишине тот, кто еще два часа назад звался Лугом Безумцем, а теперь вспомнил себя настоящего, словно в первый раз касается струн…

Волны ли тревожно бьются о берег, вторя аккордам, или это кровь пульсирует у меня в висках? Вот… еще… да это же именно та песня, что пригрезилась мне в Башне исступленной ночью, когда Хозяин бросил на меня Храниэль, а сам скрылся неизвестно куда! Да, я узнаю ее!