Виктория Шавина - Дорога в небо

— Ты отлично ей управляешь, — трудно было удержаться от похвалы.

Поля иззелена-жёлтой травы проносились под крылом, темнели широкие ленты рек. А в самых изумительных краях птица, словно угадывая мысли гостя, заходила на посадку. Оглядываясь, Хин понимал: нет, не нужно было идти к краю мира, чтобы поглядеть на чудо, и не за облаками вовсе раскидывались сказочные земли. Он смотрел, как призрачными куполами медуз взмывали в красное закатное небо сети, бросаемые рыбаками с плоскодонок, рельефно-чёрных. Как гордые белые птицы скользили по рассветной глади, оставляя за собой широкий расходящийся шлейф. Узкое русло мутной и тёплой реки вилось меж огромных, поросших лесом холмов. А воды высокогорного озера были так чисты, что виднелись мельчайшие песчинки, устилавшие дно, и лес, волей неведомых сил канувший в подводное царство. Источники бурлили зелёной лавой, а чаши гладких известняковых потёков, всегда влажных на вид, полнились светло-голубым нектаром. Многообразие ликов воды изумляло не меньше, чем ликов земли или небес. И ночами Хин больше не видел ужасов — лишь фонари рыбаков, словно светлячки, реяли над ночной водой. Покой овевал его и порою он думал, что счастлив был бы такой нехитрой жизни: и почему Дэсмэр назначила ему родиться уаном в Лете, а не простым рыбаком в Весне?

Последнюю остановку птица сделала у водопадов. О том, что последнюю, Хин догадался: мешков с кормом, которые птица склёвывала целиком, вместе с упаковкой, больше не осталось, а Келеф по этому поводу не тревожился.

Пугающее зрелище взбесившейся, грохочущей воды правитель не смог выносить долго. Тогда Сил'ан повёл его и птицу вдоль берега реки, к роще красных деревьев с широкими резными листьями. Там по камням, с высоты человеческого роста, журчал ручеёк.

— Миниатюрный водопад, — оценил Хин. — Для таких смельчаков, как я?

Множество опавших красных, желтоватых и оранжевых листьев укрывало землю, словно за Кольцом рек осенью. Правитель с удовольствием вдохнул аромат преющей листвы. От этого запаха день стал казаться тише и печальней, горизонт — дальше. Самые подходящие чувства для скорого расставания.

— Тебе не нужно огорчать семью, — сказал он, когда Келеф отпустил птицу. — Мы вообще можем попрощаться за стенами резиденции. И едва ли увидимся вновь. Ты прекрасно это понимаешь.

Сил'ан тонко улыбнулся. Эта улыбка скорее скрывала его чувства, чем отражала их:

— Глупостей не выдумывай. Отдохнуть после перелёта они тебя пустят, потом уже отправишься к своим.

— Прошлый раз мне запретили даже выйти из кареты, — недоверчиво отметил Хин.

Келеф перебил, спокойный, тоном, не допускавшим возражений:

— Пусть только попробуют.

Правителю почудилась угроза. Впрочем, он хорошо знал, что никто из детей Океана и Лун угрожать семье не посмеет. Только вся ли семья принимает решения?

— Глава семьи, — объяснил Келеф, с удовольствием рассматривая маленький водопад.

— Он же и отправил тебя в Лето?

— Нет. То был прежний.

— Его сместили? — Одезри искренне удивился. Ему отчего-то казалось, что кё-а-кьё у Сил'ан должны править пожизненно.

— Ненамеренно, — неохотный ответ ещё больше запутал дело.

— Это как?

Келеф вздохнул:

— Глава семьи, милый… мой… герой, — прежнее обращение он произнёс с долгими паузами, очевидно, не слишком уверенный, что нужно к нему возвращаться, — это совсем не мудрейший, умнейший, хитрейший или хотя бы больше всех жаждущий власти. Это тот, кто обладает самым жизнеспособным потоком. А уж это, в основном, происходит ненамеренно. Кому-то на определённом этапе жизни легко с людьми, вот как Вальзаару — контакт происходит сам собой. Другим, таким как мне, главой семьи не стать никогда. Я скорее себя доведу до безумия, чем… Впрочем, способы, конечно, есть — было бы желание. Бывали случаи у Сэф, когда самоуверенная особь вступала в волевую схватку с правителем и даже побеждала — отбирала его поток. И тогда, кто был никто — тот становился всем, а кто был всем — ниже последних в первом младшем поколении. Мощь потока ведь вообще определяет влияние и положение в семье. У меня с этим скверно. Альвеомир мог стать кё-а-кьё — так все думали, когда я уезжал в Лето. К тому шло…

— В твоей семье схваток за власть не бывало?

— Изверги мы что ли? — удивился Келеф. — Вальзаар не виноват, хотя, право слово, он не лучший кё-а-кьё в это тревожное время. Он не понимает людей — ещё бы ладно. Он не интриган. Я опасаюсь Сэф. У них такой глава! … Впрочем, — он надолго и невесело умолк, а потом, так ничего и не сказав, уплыл к реке.

Ожидая, Хин развлекал себя игрой, подаренной дочерью Эр-Ке из Рос, оттого что думать и тем более чувствовать ему сейчас совсем не хотелось. Игре его, ещё мальчишкой, обучила Вазузу, величая её «пятнашками». Маг предпочитал иное название: «драгоценная головоломка».

— Есть две комбинации, — говорила ведунья. — Самая лучшая, конечно, когда удаётся расположить все цифры по порядку. Но есть и пятнадцать-четырнадцать, когда все прочие — встали, а как ни старайся поменять последние две, ничего не выйдет. Эта комбинация нерешаемая, и оттого тоже считается выигрышной.

И с тех самых слов женщины, Хина в пятнашках стало интересовать лишь одно: решить неразрешимую комбинацию. Конечно же, ему не удавалось, и потом он просто забросил игру, забыл о ней. Значительно позже, когда Хахманух исчерпал свои познания в математике и учить человека продолжил Келеф, Хин построил эвристическую модель. Он решал задачу через количество перемещений и расстояние между начальным положением костяшки и конечным — в собранной головоломке. Простая формула ясно показала, что в половине случаев задача действительно не имеет решения. Но Келеф, управляя полётом, отвлекаться на разговоры не любил. И когда пейзажи с высоты уже несколько примелькались, а шея и тело затекли от неудобного положения, пятнашки оказались неплохим развлечением.

Во время второго привала строгий пилот поинтересовался, что за штука — коробочка с цифрами. Хин объяснил. Сил'ан последовательно коснулся каждого квадратика, в то время как правитель озвучивал надпись на нём, и после этого дитя Океана и Лун уже без всяких трудностей различало человеческие каракули. А, вернее, совсем не их, но что-то, чего не мог увидеть уже человек. Впрочем, играть в пятнашки Келефу оказалось неинтересно: как ни расположи квадраты, он расставлял их по порядку за меньшее из возможных количество передвижений, и так быстро, что Хин не всегда мог толком уследить. Когда однажды сложилось пятнадцать-четырнадцать, правителю пришло в голову спросить:

— И это вправду не решается?

А Келеф не стал выводить никаких формул. Он сидел тогда позади человека, и настроение у него было на редкость игривое — под стать лятхам: