Оливер Джонсон - Последняя Утренняя Звезда

— А что с моим отцом? — спросил Фазад.

Гарн повернулся, покачав головой. — Он погиб, когда шел впереди всех во время той атаки на телохранителей Фарана. Он умер, как храбрец. Герой — если бы у Пламени было побольше таких людей!

Казалось, ответ удовлетворил Фазада: он невидяще глядел на комнату, с блеском гордости во взгляде.

— Из всех домочадцев я один вернулся в Перрикод, — продолжал Гарн.

Его пальцы коснулись обрубка руки. — И что? Теперь, когда вампиры бродят по улицам, я чувствую их раной. А лицо Фарана Гатона плывет перед глазами, и я ругаю самого себя за то, что был слабовольным дураком, что не ударил в ту секунду, что у меня была. Ох, если бы случай подвернулся опять! Пусть духи Фаларна и Иремэджа простят меня.

Он вздохнул и тряхнул головой. — Я охранял дом все долгие семь лет, не знаю для чего, ведь Иремэдж не вернется. — Он задумчиво уставился на огонь. — Возможно, это вопрос чести, но я нещадно отгонял и отгоняю грабителей, даже сейчас, когда зимние облака закрыли небо и идет вечная ночь, с Иссом и его дьявольскими солдатами — тем не менее благородные поступки никогда не пропадают: это мне говорил мой отец, и я сказал бы это моему сыну, если бы он у меня был. — Казалось, что его глаза слегка затуманились.

— Может быть судьба уже заплатила мне за веру. Ты пришел, и я могу заплатить кровный долг другу моего лорда. Может быть сам Ре стоит за этим всем. Добро пожаловать, Фазад, наследник Фаларна.

— Хотя у меня нет ничего, кроме моей лошади и моего плаща, а все богатства Фаларнов исчезли, спасибо тебе от всего сердца. Мудрецы говорят, что не ничего более искреннего, чем благодарность бедняка, — ответил Фазад.

— Да, точно. Но прежде, чем ты пойдешь спать, ответь-ка мне на один вопрос. Ты сказал, что сюда тебя привезли три вещи. Один — Туча, другой — слова отца. А третий?

Мальчик глубоко вздохнул. — А ты разве не догадался? — спросил он, глядя на лежащий на полу волчий плащ.

Гарн какое-то мгновение рассматривал плащ. Мертвые красные глаза волка мрачно сверкали ему в ответ. По спине старого солдата прошла дрожь. Он резко дернулся и подложил в огонь еще одно полено, чтобы скрыть внезапный испуг. — Это плащ, да?

— Я расскажу тебе, откуда он у меня, и потом о том, что он делает, — едва слышным голосом сказал Фазад. Теперь пришла его очередь встать и начать ходить по комнате. — Я ехал на Туче через Огненные Горы, тогда мы были в предгорьях Суррении. Как-то раз мы оказались на холмах, с которых был виден город Бардун. Но, увы, над ним висел дым пожаров. Легионы Оссии добрались до него раньше нас.

— Я спустился пониже, нашел безопасное место на верхушке небольшого холма и увидел, что город полон легионов Тире Ганда — а горел Храм Ре. Я не ел уже четыре дня и знал, что Бардун — мой последний шанс. Я был в отчаянии, но понимал, что войти в город — верная смерть. В лесу я нашел пещеру. Ночью, с моей вершины, я мог видеть главную площадь, залитую светом факелов. На ней стояли жители города, некоторые привязанные к столбам, кое-кто в колодках, и… — Его голос оборвался.

— Появились вампиры? — предположил Гарн.

Фазад кивнул. — Да, и все произошло в точности, как в Тралле. Я слышал крики, но ничего не мог сделать. Всю следующую неделю я бродил по пещерам вокруг города, вместе с Тучей. Мы нашли несколько выживших жителей города, и они поделились со мной своими скудными запасами еды.

Леса были полны Оссиан, они рыскали повсюду в поисках беженцев. Пришлось забраться поглубже в лес. Я нашел новую пещеру, очень глубокую, спрятанную в траве. В первый момент я побоялся войти: четыре мертвых волчонка лежали снаружи, пронзенные стрелами с черным опереньем: как раз такие используют легионы из Тире Ганда. Снаружи были волчьи следы, а серая волчья шерсть усеивала весь подлесок и вход в пещеру. Туча заржал и, как мне показалось, тоже испугался. Но дул пронизывающе холодный ветер, а у меня не было ничего, кроме тонкого плаща, чтобы защититься от него. Наконец я собрал все свое мужество, вошел туда один и увидел, что другой беженец забрался в пещеру еще до меня. Древняя старуха, она сидела в полутьме, завернутая в этот самый плащ, ее желтые глаза зло сверкнули на меня, и я уже собирался убежать, когда она тихо позвала меня. Пока она говорила, я почувствовал ее дыхание — жаркое и кислое. Она попросила меня остаться, сказала, что я здесь буду в безопасности, хотя бы ненадолго. Солдаты уже были здесь, и вернутся не раньше, чем через пару дней. Несмотря на ее странную внешность, я все-таки решил остаться: в пещере было соблазнительно тепло. Мне не надо было выходить наружу, чтобы привязать Тучу, потому что он никогда не ушел бы далеко от меня. А мои глаза уже закрывались от усталости; я сел и провалился в сон, несмотря на страх.

— Голос старой дамы проник в мой сон. Я должен немедленно уехать из Бардуна и отправиться на юг, в Перрикод: жить, чтобы отомстить Червю. Я должен взять плащ, он поможет мне, без него я умру. Во сне я запротестовал, стал говорить, что она должна сохранить его, она слишком стара, холод может убить ее. Но она опять и опять повторяла, что я должен взять его. Потом что-то потревожило мой сон и я проснулся. Снаружи все было серым, время перед рассветом. Что-то шумело прямо перед входом в пещеру, и я выбрался наружу. Туча прыгал с места на место, как если бы его напугал какой-то дикий зверь. Я успокоил его, но, когда я вернулся в пещеру, старуха уже исчезла, аккуратно свернутый плащ лежал на земле, а у задней стенки пещеры лежало еще кое-что, что я рассмотрел только сейчас, в свете рассвета: старая матерая волчица, мертвая, с глазами, наполовину съеденными червями, убитая теми самыми охотниками, которые убили щенков снаружи. Наверно эти были ее последние дети.

— Какое-то время я глядел на плащ, впитывая его ауру, его магию, но я уже опять начал замерзать: день уже начался, но холодный ветер дул без передышки. Сколько еще ночей с жертвоприношениями будет в городе, сколько еще вампиров не удовлетворилось — и сколько из них еще хотят живой крови? Много, решил я. Скоро еще больше из них бросятся в холмы, на поиски крови последних беженцев. Недолго думая, я надел плащ.

— И не почувствовал ничего.

— Я подошел к Туче, но он фыркнул и не дал мне сесть на него, запах плаща заставил дрожать его ноздри и он бил копытами по земле. Однако, постепенно, мне удалось успокоить его, я сел ему на спину и мы помчались, помчались как ветер, прочь из леса мимо горящего города.

— Как только мы очутились среди полей и лугов, то остановились, отдыхая, и тут я услышал волчий вой, а потом увидел и их самих. Красные глаза горели в полутьме, языки вываливались наружу. Голодные. Поначалу был только один или два, но потом все больше и больше. Я пустил Тучу легкой рысью, потом попросил его скакать галопом, но даже стук копыт не мог заглушить тяжелое пыхтение, и я оглянулся. За нами бежало не меньше дюжины волков. Я попросил Тучу бежать еще быстрее. Он и так был напуган, так что поскакал еще быстрее, бесполезно. Волки не отставали.