Чайна Мьевиль - Шрам

Там, где есть стекло, оно взорвано и расчиркано, покрыто замысловатыми тенями. Освещенные окна окаймлены темнотой. Строгие, они испускают холодный свет.

Мотыльки и ночные птицы, вещи, движимые луной, издают едва слышные звуки. Редкие шаги растворяются и быстро становятся бесформенными. Словно собрался туман, хотя никакого тумана нет. Мы, те, кто выходит сегодня на ночную прогулку, появляемся из ниоткуда и быстро туда возвращаемся.

Мимо фабрик, музыкальных залов, церквей, через мосты, дребезжащие, как позвоночник. Армада молча покачивается на волнах, словно всплывший труп, тронутый разложением.

Сквозь планки лесов видно море. Я вижу себя (расплывчато, нечетко), а сквозь себя — черную воду. Вижу такую глубокую темень (случайные хемические огни похожи на светляков), что она превращается в незнакомый язык. С собственной грамматикой. Я невидящими глазами смотрю на рыб, слабоумно мечущихся в садках, рыболюдей, кили, трубы, трещины, словно обведенные краской, пространства, цепи, засиженные моллюсками и осклизлые от водорослей, и огромную невидимую форму, которая тащит нас всех, безмозглая и бесполезная.

История, бесформенная и гнетущая, окружает меня: кошмар, которому я придам смысл.

Прорывается некий ритм (исходящий из тайного места), который придает форму этой ночи, возвращает ее во время, и часы испускают задержанные вздохи.

По крышам возвращаюсь я на мой лунный корабль. По разломанной черепице и доскам, по помеси того и другого, через низкий ночной лесок дымоходов, колоколен, водонапорных башен в кварталах, мне не принадлежащих. Я здесь не властвую, здесь нет кровеналога, в последний я кормился раз день назад и без труда могу проскользнуть по этой дренажной трубе вниз, точно капля воды, насыщенной кальцием, которым обросла труба. Несложно найти припозднившегося прохожего и воспользоваться его или ее содержимым, но эти дни давно прошли, теперь я бюрократ, а не хищник, и это гораздо лучше.

До рассвета еще далеко, но что—то уже прошло. Мы двигаемся навстречу утру. Мое время закончилось.

Я на траулерах и плавучих домах, я снова ухожу (торопливо, словно в неуверенности, перебирая ногами) через Шаддлер и его домики и фабрики (вперед, к моему пузатому кораблю). Сухая осень, где прочерченные улицы спокойнее и покрыты подушкой пыли.

Откуда она берется? Ежечасно ее выметают невротические морские ветра, когда же она успевает осесть?

В проблесках света (игра воображения, однако правдоподобная) я вижу, что она лежит словно сугробами, и ноги мои по пути к дому путаются в паутине. Я в одиночестве, я тону в пыли и задыхаюсь в ней, в иссушенном изнеможении времени.

Я знаю когда начинает завариваться каша. Я знаю все ритмы города. Здесь что—то новое.

На лунно—белой палубе «Юрока» следы. Неизвестная мне рука прикасалась к рангоуту.

Я высматриваю незваного гостя.

Посмотрим.

Кто ты такой?

В моих коридорах, идя к моей каюте, ты оставил свой след. Пара капель морской воды. Подтеки какой—то слизи. Царапины на лаке и железе. Кто ты такой?

Ты почти не прячешься от меня. Ты приглашаешь меня в мой дом.

Ага, вижу, на самом моем пороге ты оставил мне кровь.

Сладковатую, как сахар.

Я слышу тебя за моей дверью.

Моя каюта пахнет, как речное устье. Речные сгустки и кровь рыбьих потрохов. Ты своим треском зовешь меня, незнакомец, ты призываешь меня, тряся своими костями. Я не открывал ставень, не позволял лунному свету освещать мою спальню, ведь свет — он для живых. И смотрят на тебя глаза вампира.

Добро пожаловать.

Жутковатая живая картина — трое ждут меня: один прилег на мою кровать, другой — у окна, третий уже около меня, закрывает мою дверь, вежливо проводит меня в мой дом.

Вы только посмотрите на них.

Вы только посмотрите на них — передо мной мерцают огромные саламандровые хвосты, свернутые в складки на полу, закругленные вытянутые черепа, похожие на рыбу—гадюку, ваши зубы выступают, как пригоршня когтей, глаза черные и большие, как ямы с дегтем, влажная кожа, натянутая на мощные кости, как кора — на узловатое дерево. Вижу вас в моей каюте.

А этот — разлегся на моей кровати, словно позируя нагишом, ухмыляется мне, сам того не зная, всем своим рыбьим лицом, шея вся обвешана амулетами и костями. Он вежливо подзывает меня — чью это голову держит он в руке?

Чью это голову ты взял, чтобы принести мне крови? Что это за женщина? Охранница, которая обнаружила тебя? Пропавшая во время сражения с кробюзонским флотом, утонувшая или разорванная на части: ты ли разрубил ее шею, чтобы взять этот жуткий трофей? Края довольно неровные, разрыв драный и в запекшейся крови.

Бронзоволосая женщина глазеет на меня, волосы ее зажаты в твоем кулаке.

Вы только посмотрите!

Ты роняешь голову и встаешь — такого я еще не видел.

«Синьор Бруколак, — говоришь ты голосом холоднее моего. — Мы должны поговорить».

Я не возражаю. Я поговорю с тобой. Я знаю, кто ты такой. Я думаю, что ждал тебя.

Часы клонятся к рассвету, о, какие заговоры, какие тайны мы раскрываем!

Поздновато ты пришел, речной житель, обитатель вод. Поздновато ты пришел из моря Холодный Коготь, обыскивая эти соленые воды в поисках того, что было украдено у тебя. Темны слова, которые ты говоришь, судорожно двигая своей челюстью — она в чужой крови. Как и подобает речному жителю, ты подплываешь к тому, что хочешь сказать, тревожа наносы осадочных слов, которые затуманивают смысл. Но я имел дело с пророками, поэтами и Ткачами и могу понять, к чему ты ведешь.

Вы шли по следу среди водных течений. Зайцами прилепились к днищам наших врагов, а потом в разгар сражения отошли в сторону и отбирали тела у множества мертвецов и умирающих.

А потом, что я тут должен понять? Спрятавшись, вы использовали их. Некоторым вы сохранили жизнь, подкармливали их воздухом и допрашивали их (допрашивали, когда они уже умерли, да? я правильно понял?). Вы узнали от них, что хотели (охваченные ужасом на окраине смерти, они выболтали вам все, неподвижно замершие в воде, пойманные под своими домами).

Проведя здесь не один день, вы, владея тонкостями шпионского дела, узнали почти все об этом месте.

Вот почему (ты это хочешь сказать?), вот почему вы пришли ко мне.

Кто—то украл какую—то вещь из ваших башен на другом конце мира, что—то ценное, неповторимое, и вы должны это вернуть. Он смог бежать от вас через моря и континенты и пробрался сюда, в мой город. У вас на это ушло много, много времени, но он был невежественным глупцом, думая, что вы позволите ему уйти.