Ким Харрисон - За пригоршню чар

Дженкс стоял, широко расставив ноги, в угрожающей стойке.

Дура себялюбивая, шлюха вампирская! — говорил он сурово. — Ты сказала, что не будешь. Ты обещала. Ты все испортила. Не могла принять то, что она давала, и решила взять все!

Все было не так. — Айви распласталась на солнце, острие меча повисло у ее горла, солнце играло на клинке и на ее слезах. — Я говорила «нет». Я говорила ей прекратить, — рыдала она. — А она просила продолжать.

— Этого она не стала бы просить, — будто выплюнул он, дергая меч так, что он оставил на белой коже розовую риску. — Ты уничтожаешь все, что любишь. Все, сука ты психованная. Но черт меня побери, если я дам тебе уничтожить Рэйчел.

Глаза Айви метнулись к моим, на заплаканном лице читался ужас. Губы ее шевелились, но слов слышно не было. У меня свело судорогой живот, когда я увидела, что она согласна с его словами. Дженкс поднес меч к ее горлу. Он сейчас пустит его в ход, и Айви ничего не сделает, чтобы ему помешать.

Он перехватил рукоятку, отвел клинок назад. Айви смотрела на меня, слишком подавленная своей виной, чтобы что-нибудь сделать.

Нет, — шепнула я в панике. Скрюченные пальцы добралась до борта машины, еле шевеля ногами, я проталкивала себя вперед. Передо мной маячил Джакс, что-то вереща, и стрекозиные крылья сверкали перед моим темнеющим зрением.

Дженкс, стой! — крикнула я, выпадая из машины. Холодная и твердая как лед мостовая ударила меня в плечо и бедро, оцарапала щеку. Я коротко вздохнула, скорее всхлипнула, и уставилась на серую мостовую, будто это смерть приближалась ко мне. Бог мой, Айви не станет мешать Дженксу ее убить!

— Рэйчел!

Раздался лязг упавшего меча, и вдруг Дженкс оказался рядом, его руки обняли меня, отделили от твердой мостовой. Я изо всех сил смотрела на него, потрясенная, что он так близко. Очень он не любил, чтобы его трогали.

Она не виновата, — выдохнула я, стараясь глядеть ему в глаза. Они были такие зеленые, что я забыла, что хотела сказать. Дыхание у меня звучало хрипло, горло болело. — Она не виновата.

Тс-с, — шепнул он. Нахмурился, услышав мой стон, взял меня на руки и поднялся во весь рост. — Все будет хорошо. И ты поправишься. Она уедет. Ты больше о ней не волнуйся. Ни один вампир тебя не тронет. Я им не позволю, я это могу. Останусь большим и прослежу, чтобы никто больше тебя не обидел. Все будет хорошо. Я тебя никому больше в обиду не дам.

Вампирская слюна быстро выдыхалась. Пока Дженкс меня нес, я чувствовала, как начинается тяжелая боль, как подкрадывается беспамятство. Мне было холодно, меня трясло.

Дженкс остановился, прижал меня ближе к груди и встал над Айви. Руки его налились твердостью.

— Уезжай, — велел Дженкс. — Собирай веши и уезжай. Когда мы вернемся, тебя не должно быть в церкви. Если ты останешься, ты ее убьешь — как любого, у кого хватает глупости тебя любить.

Она издала какой-то звук и быстро пошла прочь, в теплую темноту номера.

Мне не хватало воздуху, чтобы заговорить. Тяжелые рыдания Айви слышались одно за другим, и я не хотела, чтобы она уезжала. Боже мой, я только хотела показать, что верю ей. Хотела только понять ее — и себя.

На меня упала тень Дженкса, я задрожала, у меня потекли слезы, и я увидела, как все рушится в прах. Она там плакала, одинокая и потерянная, потом она уедет. Она уедет, потому что я просила ее сделать то, что она сделала. Когда я слушала рыдания Айви, одинокой и пораженной виной, распластанной на дороге, что-то во мне сломалось, и я не могла больше себе лгать. Это меня убьет.

— Я просила ее меня укусить, — шепнула я. — Дженкс, не бросай ее здесь. Я нужна ей. Я ее просила. — У меня тоже вырвался всхлип, и это было больно. — Я только хотела знать. Я не хотела, чтобы она вот так теряла самообладание.

Дженкс резко остановился под навесом мотеля.

— Рэйчел? — переспросил он, ошеломленный. Щелкнули стрекозиные крылья, и я подумала, какой меня нес, если он пикси.

Айви не было видно, но рыдания прекратились, и я подумала, слышит ли она меня. Самая задыхалась, воздух жег горло. Потрясенные глаза Дженкса были в дюймах от моих. Я обещала, что не уеду, и ей тоже не позволю сбежать с чувством вины. Они мне оба нужны. Айви мне нужна.

— Я должна была знать, — шепнула я, и лицо Дженкса исказилось паникой. — Прошу тебя, — выдохнула я, и милосердная тьма стала заволакивать мне зрение. — Пожалуйста, позови ее. Не бросай ее одну. — У меня закрылись глаза. — Я так больно ей сделала, не оставляй ее.

Не знаю только, успела ли я сказать эту мысль словами до того, как потеряла сознание.

Куда-то я двигалась, и ни черта при этом не соображала, куда и зачем. Понятия не имела, что происходит, но кто-то обнимал меня за плечи, держал на руках, и остро пахло хлорофиллом. А сообразить, это я на улице с закрытыми глазами или в помещении, но с открытыми — было за пределами моих возможностей. Еще мне было холодно, но так было всегда.

Вот чувство падения и ощущение кровати под собой я узнала. Тогда я попыталась что-то сказать, и у меня не получилось. Чья-то большая рука приподняла мне затылок, из-под него вытащили подушку, голова провалилась в перину, а подушку подсунули мне под коленки.

— Рэйчел, не отключайся, — донесся голос, с ним запах помадки, и я попыталась вспомнить, как открываются у меня глаза. Чьи-то руки гладили меня, теплые и легкие. — Не отключайся. Давай сперва в тебя воды вольем, потом дам отдохнуть.

У меня качнулась голова, в шее появилась пульсирующая боль. Голос был тихий, но в нем слышалась паника. Мысль о воде напомнила мне название моих ощущений, а то я не могла вспомнить. Жажда. Да, я пить хочу.

И еще меня мутило, и состояние было слишком усталое, чтобы шевелиться — только веки трепетали. Помню, помню. Было такое.

Где Кизли? — шепнула я, слыша сама всего лишь шорох своего дыхания. За звуком наливаемой воды никто меня не услышал.

Джакс, соломинку! — потребовал напряженный голос. — В мусорке у телевизора.

Треск разрываемого целлофана, кто-то приподнял мне ноги, подсовывая под них еще одну подушку. Будто вдруг убрали занавес — и все стало понятно. Глаза открылись, реальность выровнялась и установилась. Я лежала в номере мотеля, на кровати, ноги выше головы. Мне было холодно. Дженкс меня сюда занес, а крылатый солнечный зайчик, порхающий над телевизором — это Джакс.

О Господи, я же попросила Айви меня укусить! С глубоким вдохом я попыталась сесть — Дженкс тут же оказался рядом, прижал мне плечи к кровати.

Какие у него большие руки, подумалось мне. И теплые.

— Не так сразу, — сказал он. — Глотать можешь? Я покосилась на пластиковую чашку у него в руке, облизала губы. Хотелось, но шея болела. И очень болела.

— Где Айви? — сказала я неразборчиво. Лицо у Дженкса закрылось. Я смотрела в его зеленые глаза, и зрение у меня заволакивало серым с краев, живот сводило тошнотой. Кистен когда-то говорил, что забывался под жестокой хваткой Пискари и мог убить человека в порыве кровавой страсти. Я думала, Айви лучше собой владеет. И Кистен так говорил, и с виду было похоже. Очевидно, попросив ее отделить любовь от голода, я отобрала у нее цепи, которыми она этот голод сдерживала. В три минуты я отбросила ее в бездну греховности, из которой она так отчаянно и давно пыталась вырваться. Это я с ней сделала. Я.