Виталий Каплан - Чужеземец

Окончилось это для него пожизненным заключением, а толку? Восемьдесят четыре человека… их всё равно не вернуть… Зачем уродовать восемьдесят пятую жизнь?

Алан часто задумывался, а что бы он сотворил с этим чешским сопляком Гурвинеком?

От его первоначальных мечтаний побледнели бы инквизиторы всех веков. Но, взметнувшись, тёмное вскоре ушло на глубину. Тогда он просто представлял, как влепит поганцу затрещину. Следующий этап — как поглядит ему в глаза. Долго и пристально… А потом фантазии закончились, пошла жизнь… Веронику Сергеевну разбил инсульт, к которому быстро приплюсовалась онкология. Она пережила дочь и внуков на пять лет, причём последние три с половиной лежала на больничной койке, ничего уже не соображая и только воя, как маленький голодный щенок. На обезболивающие уколы уходило едва ли не ползарплаты Алана, при том, что в международном исследовательском орбитальном центре — так официально именовался «Солярис» — платили весьма прилично, а ещё шли гонорары за статьи в «Природе и обществе», за цикл популяризаторских очерков «Неотерра — зеркало истории»…

— Вот уж эксклюзивные навыки — копать и колоть, — рассмеялся отец Александр. — Алан, поглядите правде в глаза. Вы ничего не умеете из того, что требуется там.

Вы не владеете ремеслом гончара. Вы никогда не ухаживали за лошадьми, тем более, тамошние лошади и мулы всё-таки отличаются от земных. Вы не мастер выделывать кожи. Не умеете шить. С кузнечным делом тоже вряд ли знакомы… Да, я согласен, жизнь заставит и научит… Только есть риск, что прежде этого загнётесь от голода. Поэтому нужен неприкосновенный запас. Я думал над этим вопросом.

Разумнее всего — серебро. Там оно, как из ваших же статей следует, ценится не меньше, чем на Земле. С другой стороны, это не сверхдрагоценность, за которую прирежут не задумываясь. Небольшой слиточек серебра в руках бедного странника — это более-менее сойдёт. А вот золото или драгоценные камни… моментально обвинят в краже. Поэтому остановимся на серебре.

Алан взглянул на батюшку вопросительно. Тот спокойно вертел в пальцах старинную, потемневшую ложечку.

— У меня есть некоторое количество серебряной посуды. Старинная… так сказать, фамильное серебро. Серебряные вещи можно купить и в ювелирных… сами говорите, деньги у вас есть. Только вас одного пускать нельзя, ещё возьмёте какой-нибудь мельхиор… В общем, раз уж я благословил вас на всё это безумие, то заготовку серебра возьму на себя. К тому же есть у меня один хороший прихожанин, работал ювелиром некогда, сохранил связи… поможет переплавить это в небольшие серебряные слитки… которые там вы сможете продать всюду, где есть какие-нибудь ювелиры или перекупщики… Половину цены потеряете, ну так оно и понятно. …Серебряный запас Алан старался не трогать без нужды. Во всяком случае, не носить при себе, пока живёт где-то более-менее долго. Отнимут с высокой вероятностью. На том постоялом дворе ему ещё повезло, что расплатился здешней медью — иначе бы негодяй-хозяин и прирезать мог. Совершенно безнаказанно, кстати. Здешнее правосудие не распространялось на бродяг неизвестного рода-племени. Даже у раба — и то больше «социальных гарантий». Не стали бы раба из-за серебра резать, да и просто так резать не стали бы. Потом ведь с господином его дело иметь, а значит — с государевой стражей и судьёй. Члена местной городской общины тоже трогать небезопасно. За него и квартал встанет, и, что ещё серьёзнее, род. А пришлый… Нет тела — нет дела…

Помогать кузнецу оказалось непросто. Алан вроде и не считал себя хлипким, но не то что молотом махать — он и клещи-то с раскалённым металлом держал с трудом.

Раздувать мехи тоже было нелегко, но с этим он кое-как справлялся. Ихиари говорил, что куда успешнее, нежели соседский подросток Аймиззи, которого приходилось нанимать за шесть медяшек в луну и систематически лупить по причине тупости и криворукости.

Зато кузнец оказался благодарным слушателем. Поначалу он, понятное дело, ухмылялся — эко несуразно выдумали… что же это за бог такой, что перед людьми себя защитить не смог? Но потом задумался, и дело мало-помалу пошло. Ихиари говорил косноязычно, но мозги его косностью не отличались. Получая ответ на вопрос, он тут же пытался подкопаться под ответ — и всё глубже втягивался в разговор.

То, что посмертные Нижние Поля — это, оказывается, не навсегда, поразило кузнеца в самое сердце. Значит, когда-нибудь — пускай этого часа придётся ждать долго-долго — он вновь обнимет свою жену? И они всегда будут вместе — там, в небесных садах? Сперва это показалось ему полным безумием, потом — светлой мечтой, что-то вроде хорошего сна, в котором ты — маленький и счастливый. А потом… потом с ним что-то случилось. «А ведь дело говоришь, — выдохнул он. — Так и должно быть… нельзя, чтобы оно как раньше…» Недели за три Ихиари созрел для крещения, и Алан крестил их с дочкой — вдали от города, в небольшом ручье, вытекающем из родника в заповедной кедровой роще.

Кедрами эти деревья можно было назвать с очень большой условностью, но как-то же их называть нужно. Филологическое нутро Алана тосковало без точных наименований.

Место было удобно своей безлюдностью. Роща, согласно местным поверьям, служила обиталищем всякой нечисти — горным кошкам-оборотням, подземным карликам-иилисти, да и беглые с Нижних Полей души сюда наведывались в поисках тёплой крови… очень нерациональное поведение, учитывая безлюдность здешних мест.

Всю ночь перед этим Алан молился — было попросту страшно. Да, конечно, он всё продумал давным-давно. Да, знал — это нужно Господу и Господь не оставит, поддержит. Но всё же груз ответственности представлялся ему многотонной глыбой, висящей на тонкой верёвочке… вот-вот оборвётся и раздавит в плоский блин. Ну да, крестить можно — это единственное Таинство, которое вправе совершать мирянин. Но дальше-то как? Кто будет воцерковлять крещённых им людей? Какое же крещение без миропомазания? А причащать? А исповедовать? Насколько легче было бы тут вдвоём с отцом Александром… а ещё лучше — с целой миссионерской экспедицией…

Приходилось напоминать себе, что именно для того всё и затеяно, что иначе нельзя, что надо открыть Господу хоть какую-то щёлочку в этот мир, предложить себя как канал — узкий, извилистый, заилившийся, но другого-то нет… Потом он поражался собственной гордыне — здорово он решил за Бога, как Тому действовать.

Точно Бог не властен над этой планетой точно так же, как и над всей вселенной… точно Ему надо помогать и даже подсказывать пути…

Шарахаясь от этого соблазна, он тут же, словно в паутину, влипал в другой.

Ощущать себя орудием Божиим… Как это было здорово… думать, что тебя ведут, что в случае чего подстрахуют, и можно не напрягаться, можно выкинуть сомнения и колебания — ведь если ты орудие, то тебя применят именно так, как нужно, от тебя ничего уже не зависит…