Лейн Робинс - Маледикт

Внезапно нахлынувшие мысли заставили его остановиться и застыть в оцепенении. Миранда была ничто, крыса, но Янус!.. Селия знала, что его забрал Ласт; почему она не последовала за ним? Наверняка Развалин достигли слухи о том, что Янус разбогател… Отсутствие Селии объяснялось либо тем, что она умерла, либо тем, что она так погрязла в навеянных «Похвальным» грезах, что была почти мертва. Такая же судьба, вероятно, постигла и Эллу. Маледикт судорожно вздохнул и пошел дальше, боясь, как бы его прошлое не встало у него на пути. Однако переулки мелькали один за другим в этом удивительном тумане, людные лишь в воображении Маледикта: он не встретил ни души.

Вернувшись домой, он прокрался через кухонную дверь. Кухарка дремала в кресле, а на столе поднималось свежее тесто. От густого, кислого запаха квашни у Маледикта свело желудок. Юноша поспешил прочь из кухни и остановился при виде Джилли, который прикорнул на парадной лестнице. Оплывающая свеча залила воском весь подступенок. Маледикт отступил и прокрался наверх по черной лестнице.

Все сделано, думал он, стаскивая окровавленную рубашку. И даже теперь Ласт продолжал мучить его: ткань прилипла к коже и причиняла боль.

Все кончено, и Янус станет графом. Маледикт поморщился. Если удастся избежать обвинения в убийстве. Он сорвал испорченный корсет и швырнул в кучу затвердевшей от крови одежды.

Обнаженный, Маледикт принялся возиться возле камина в поисках спичек. Тряпки он швырнул в очаг. Опустившись на колени, стал раздувать упрямое пламя, но преуспел лишь в рассеивании мелкого пепла, оставшегося с прошлого года. Глаза защипало, и из них снова полились слезы.

Откуда такая слабость? Откуда печаль? Маледикт не мог объяснить себе. Раньше с ним ничего подобного не приключалось.

В щели между шторами уже начал пробиваться утренний свет, и Маледикт в отчаянии плеснул бренди на медленно тлеющую одежду. Лишь тогда комната наполнилась вонью горящей крови и золоченой вышивки. С плеч Маледикта спала часть бремени. Он ополоснул лицо холодной водой из кувшина, стараясь смыть пепел. Полотенце окрасилось крапинками красного и черного, и он принялся выжимать его, пока вода в тазу не сделалась розовой. В зеркале отражалась какая-то сумасшедшая, и Маледикту не хотелось смотреть на нее. Он был Маледиктом, темным рыцарем, карой Ласта. Слугой Ани. Все еще Ее слугой. И теперь, когда Ласт мертв, чья кровь освободит его?

Утренний свет напомнил Маледикту, что вот-вот войдет служанка с чистой водой и утренней чашкой чая. Хорошо бы, чтобы к тому времени одежда сгорела — и сгорела дотла. Маледикт пошевелил в камине кочергой; сверкающие искорки ужалили его в голые ладони и предплечья. Эта легкая боль вывела юношу из ступора, и он принялся одеваться с привычной скрупулезностью. Тонкие, по последнему слову моды, кожаные панталоны обтянули бедра и живот. Еще один корсет, припрятанный в тайнике, где когда-то хранилось завещание Ворнатти, скрыл грудь и сделал шире осиную талию. Поверх Маледикт накинул рубашку из тончайшего батиста и парчовый жилет, повязал крават, умеренно подражая моднику Листопаду. В этот самый момент послушался знакомый стук в дверь: Джилли.

— Мэл? — раздался его обеспокоенный голос.

Получив позволение, Джилли вошел и закашлялся.

— Что ты там жжешь? — спросил он, без разрешения распахивая окна. Глянув на черные остатки в огне, всё понял: — О! Значит, ты сделал это? Убил его? — Голос Джилли стал неуверенным и печальным. — Тебя видели? Что будет дальше?

Маледикт взял бутылку бренди, но оно уже кончилось: все ушло на разведение огня.

— Все — пепел, — проговорил он. — Один лишь пепел. Ты можешь объяснить мне, почему я не чувствую удовлетворения? — Он отобрал у Джилли кочергу и поворошил угли, обращая сгоревшую одежду в черную пыль. — Я планировал эту смерть много лет. Злорадствовал, воображал ее, подпитывал ею свой гнев. А теперь от нее остался лишь пепел у меня во рту.

— Ани гонит тебя, подстегивает к бешеной ярости, а когда ты исполняешь Ее желание, Она удаляется и забирает все Себе. А у тебя остается лишь привкус крови во рту. Теперь, когда твоя месть осуществилась, Она должна навсегда оставить тебя. — Джилли выдохнул и уткнулся взглядом в ковер под ногами, собирая носком туфли сажу, рассыпавшуюся, когда доставали кочергу. — Большинство прежних Ее детей сошли с ума, утратив Ее. — Голос Джилли задрожал.

Маледикт попросил:

— Джилли, посмотри на меня и скажи, что Она меня оставила. Что знак Ани исчез. Ты ведь видишь все так ясно. Моя часть сделки выполнена — и я больше не Ее подставное лицо.

Джилли со свистом втянул воздух. Коснулся теней под темными глазами Маледикта — и взглянул в те тени, что затаились в самих глазах.

— Нет. Она по-прежнему владеет тобой.

— Граф мертв, но Она все еще здесь. Неужели таково мое будущее? Кровь и борьба? Я хотел возвращения Януса, и я его добился. Я хотел стать достаточно богатым, чтобы никогда не голодать. И это у меня есть. Если кровавая расправа сегодняшней ночи останется в тайне, Янус будет графом, и больше мне нечего желать. — Он рывком освободил подбородок из ладоней Джилли и рухнул в кресло возле камина.

— Янусу всегда будет мало того, что есть. Он голоден почти так же, как Сама Ани, — с горечью проговорил Джилли. — Почему Ани до сих пор не оставила тебя? Что произошло, Мэл?

— Все — пепел, — повторил Маледикт. И вдруг ссутулился, спрятав лицо в ладонях; в горле застыл ком едва сдерживаемых слез.

— Я знаю точно, что впрямь превратилось в пепел, — сказал Джилли, с очевидным усилием стараясь говорить бодрее. — Ты что делал со своими волосами — подметал ими очаг?

Отвлекшись от грустных мыслей, Маледикт коснулся своих волос и недовольно посмотрел на пыль, оставшуюся у него на пальцах. Джилли взял с туалетного столика щетку с ручкой из слоновой кости и сказал:

— Наклонись вперед.

Маледикт склонил голову, опустив волосы к очагу, и Джилли стал вычесывать пепел — и вычесывал до тех пор, пока волосы Маледикта не засияли блеском воронова крыла.

— Какого цвета завязать ленту? — спросил Джилли. — Черную, как обычно, или что-нибудь более волнующее?

— Черная сойдет, — сказал Маледикт. — В любой момент может явиться Эхо. Даже если Ласт окажет любезность и не всплывет, его исчезновение вызовет толки. А, следовательно, появление Эхо. Я никогда не задумывался, какое у него подходящее имя: он всегда возвращается, и из его уст эхом звучат мои — только искаженные — слова.

Джилли собрал темные пряди Маледикта в хвост, завязал на затылке в аккуратный узел, оставив концы ленты распущенными.

— Ну, что скажешь?

— В общем-то, не имеет значения, — ответил Маледикт. — Не я один испытывал враждебность по отношению к Ласту. И пока его тело не всплывет, Эхо будет весьма непросто обвинить меня в убийстве. Он наверняка предположит, что именно я убил Ласта. Только это нужно еще доказать — а он не найдет свидетелей моего преступления.