Вад Капустин - Орки плачут ночью

Тариэль с облегчением вздохнул. Севка отнесся к его чувствам с полным пониманием. Одной обузой меньше.

Эммануэль даже не обернулся вслед девушке. В его лице и осанке появилась какая-то жесткость, надменность. И хотя, сидя на траве у костра с жестяной миской в руках, трудно выглядеть благородным грандом, Севастьяну, наверное, под впечатлением от недавнего поединка, почудилось в парне что-то испанское. Он впервые задумался над вопросом, а из какой, собственно, страны попал на Кьяру полуэльф? В отличие от Ларса, Мэн никогда не говорил о земной родине. И почему вдруг в случайном разговоре зашла речь о наследниках? А ведь в Испании, кажется, еще до сих пор был король! Но, как Севка не старался, он не смог припомнить об испанском монархе ничего конкретного.

Оторвавшись от размышлений, Мясоедов чуть приподнялся в поисках Мэна, который опять куда-то исчез. Впрочем, нет. Полуэльф шел по тропинке от ручья, весело болтая с молодой орчихой, которая с ним откровенно заигрывала. Шлепнув самочку по мохнатой заднице, Мэн присоединился к друзьям.

-Ну что? Ты и здесь уже отметился? – со видом умудренного горьким опытом папаши спросил Мясоедов, кивая вслед хихикающей девчонке.

-В жизни надо попробовать все, – назидательно ответил полуэльф. Потом заговорил так серьезно, что Севка сначала даже не почуял подначки.

-Тебе не кажется, Севастьян, что оркам надо немного улучшить породу? Какие-то они у тебя тупые. Да и красивыми их тоже не назовешь, – заметно было, что тема парня увлекла всерьез: – А что? Я вполне могу взять на себя с десяток девчонок, Ларс осилит пяток, да и ты, наверное, с парочкой справишься! Представляешь, какие будут детишки?

Севка честно попытался представить себе орчонка с примесью эльфийской крови, но даже его богатое воображение забуксовало. Он оставил бесполезную затею.

-Не-а, не пойдет, – отмел он революционную идею. – Чистокровные орки – лучшие бойцы на Кьяре. Зачем нам портить хорошую кровь?

-Ну, – сразу с вызовом откликнулся полуэльф, и в глазах его мелькнул опасный огонек. – Ты даже не представляешь, какие опасные бойцы могут получиться из эльфов! Если их, конечно, правильно воспитать. Пойду, пожалуй, поговорю с Тариэлем.

-Посмей только ему намекнуть про улучшение породы, – крикнул вслед полуорк, пытаясь представить реакцию благородного эльфа на подобный намек. – В ручье утоплю!

Он показал парню кулак, потом, заметив, что Ларс с трудом сдерживает смех, махнул рукой и сам громко заржал.

Отсмеявшись, Севка заметил, что Мэн и в самом деле разговаривает с Тариэлем, причем вполне серьезно. В этот момент в его облике не было ничего от безбашенного мальчишки. С эльфом говорил «испанский гранд», говорил сверху вниз, как господин с вассалом. И Тариэль внимательно слушал, время от времени кивая, потом, прижав левую руку к груди, медленно и выразительно произнес несколько слов. С места, где сидели друзья, ничего не было слышно, но пантомима была очень выразительной: эльф торжественно давал Мэну какое-то обещание. Потом написал что-то на листке пергамента и вынес из палатки белую птицу. Почтовый вестник отправился в далекий полет. Мэн коротко кивнул в знак благодарности.

-И что бы это значило? – не рассчитывая на ответ, спросил Севка у Ларса, но тот лишь пожал плечами.

-Вот, блин, тайны мадридского двора, – выдал Мясоедов где-то услышанную фразу.

После обеда полуэльф вытащил из спрятанного под курткой футляра флейту и заиграл.

Прозрачная пастушеская мелодия зазвучала над лесом, рассказывая о далеких лугах и чистых озерах, о прежних счастливых днях и смутных надеждах. Не рок, конечно, просто фольк, но чистые звуки флейты почему-то напомнили Севке о любимой группе «Крематорий», и о девушке, которая любила клубнику со льдом…

Прозрачный, холодноватый напев флейты застал слушателей врасплох. Звуки рассыпались серебряными льдинками, на время, пусть и не очень долгое, вымораживая в душах очаги жестокости и дикости. Конечно, флейте недоставало скрипичной мягкости и проникновенности: ведь скрипка плачет, а флейта поет, – но Севка вдруг понял, что и ее простая песня иногда способна вызвать слезы. Полуэльф еще не успел доиграть мелодию, как в нее неожиданно вплелись глубокие, тревожные стоны струн, придававшие простенькой песенке более современное джазовое звучание: Ларс взялся за банджо. Приспосабливаясь к аккомпанементу, свирель заиграла резче и живее.

Ларс, поймав настроение, протянул другу листок со словами, и Севка, стараясь следовать за мелодией, негромким рэперским голосом подпел:

Первая любовь Миф Бродит по земле Скиф

Не найдет никак Меч Чтоб по ширине Плеч

В осень покраснел Клен Все слова любви Тлен

Закружится снег Вновь Чтоб охолодить Кровь

Но опять болеет Душа Нету за душой Ни шиша

Бродит по земле Скиф Чтобы воскресить Миф

В лагере, казалось, все замерло, прислушиваясь. Больше всего Мясоедова поразила реакция орков. На тупых звероподобных мордах, отражавших никогда прежде не испытанные чувства, застыло выражение даже не восторга, а совершенно невероятного потрясения, как будто перед этими не слишком разумными существами внезапно открылся новый мир. Красноватые отблески костра придавали сюрреалистической картинке потусторонний вид: казалось, что черти из преисподней внезапно заслушались пением небесных ангелов.

-«Ну и кантри, офигеть!» – характерная мелодия вызвала мучительную тоску по родному миру. Быстро затухающие всхлипы струн вносили в звучание свирели мучительный диссонанс, нарушая его простоту, целостность, оставляя в музыке незавершенность, и Севка остро ощутил отсутствие ударных. Самые примитивные тарелки, барабан, тамтам вернули бы мелодии ритм, восстановив утраченное совершенство. Сейчас бы отлично пошла в дело даже пара бутылок из-под пива «Балтика»!

Кто-то тронул Севку за руку. Обернувшись, он увидел Влака, держащего в руках небольшой бубен. Ну, конечно, орчонок стянул у гномов один из свадебных подарков!

Мальчишка, довольный, что сумел предугадать желание старшего брата, протянул ему инструмент.

Севка смутно припомнил, что кто-то из гномов рассказывал на свадьбе, что бубен прежде принадлежал шаману вымершего племени троллей и использовался только для вызывания богов.

Деревянный бубен, обтянутый чьей-то зеленоватой шкурой, очень сильно смахивающей на гоблинскую или орочью – Севка предпочел не задумываться о ее происхождении, – был украшен желтыми металлическими колокольцами, издававшими неожиданно нежный приятный звон.

Севка взял бубен и, стараясь подстроиться к ритму песни, слегка встряхнул, а затем, поймав мелодию, ударил по перепонке. Два других инструмента, словно услышав незнакомые, нарушавшие сложившуюся гармонию звуки, резко изменили звучание, подстраиваясь к грубому навязчивому пришельцу, преодолевая разлад. Мясоедов готов был отключиться, полностью погрузиться в мир музыки, как вдруг случайное, почти незаметное движение заставило его насторожиться.