Далия Трускиновская - Аметистовый блин

Стрелять было никак нельзя – куда бы ни метнулся атлет с шаром, толпа сразу же кинулась бы за ним, и все равно он оказался бы на линии огня.

Воющие от нетерпения и возбуждения налетчики во главе с Дерипаско, Елисеевым, безымянным Собеседником и предводителем абреков, были все ближе.

– Сюда, скорее! – крикнул Маркиз-Убоище. И тут же завыл аппарат.

– Ароам, Арогул, Арогам, Исайя! – призвала Лилиана отчаянно звонким голосом. – Кровь красная, земля черная, вода цвета не имеет! Так и ты, камень, не имей своей воли на этот час! Отворись!

Синее сияние встало над капотом. Если рыжий круг, поглотивший Наследника, был узковат даже для Сережиных плеч, то синее пятно оказалось шириной с плод покаяния.

Сережа пятился, держа меж ладоней шар, к которому тянулись жадные руки, лапы, клешни. Вдруг что-то ледяное прилипло к его спине огромной присоской и потянуло, потащило! Это из синей дыры высунулся длинный язык и расплющился между лопатками атлета. Маркиз-Убоище перебил его автоматной очередью, и тут же отец Амвросий отпихнул Сережу от сияния.

– Дай! Дай! – требовали отрешенно-грозные голоса. И один, погромче, вдруг перекрыл их:

– Дай, а то – убью!

Тут же из толпы раздался выстрел.

– Бросай его! – крикнула Лилиана. – Бросай! Сюда!

Сережа понял.

Стараясь не оборачиваться спиной к взбесившимся налетчикам, непонятно, живым или мертвым, он изловчился и запустил багровый шар в самую середину мертвенно-синего сияния. И дыра оказалась сильнее – она поймала шар, и он заплясал, словно на язычках газовой горелки.

Из толпы вырвался Дерипаско. Отпихнув молодых парней, он первым протянул руки в синюю дыру за шаром – и дыра сожрала их по плечи. Менеджер по безопасности не удержался и полетел в эту прорву головой вперед с тихим воем:

– Да-а-ай!..

– Политик, блин! – с этими словами, распихав прочих жаждущих, к дыре, где вертелся и подпрыгивал шар, устремился Елисеев. В ту самую секунду, как он уже по пояс туда нырнул, в него с воплем «Контракт!» вцепился Собеседник. Синяя прорва всосала обоих – и не подавилась.

Дальше уже пошло как по маслу. Только хриплый рев и стон шел неизвестно откуда, треск какой-то, скрежет жестяной, да вылетела почему-то пустая плечевая кобура.

Последним изготовился нырнуть неповоротливый Вовчик.

Этого Сережа допустить не мог. Не для того он, рискуя жизнью, спас любимого соперника, чтобы сейчас так бездарно упустить его. Атлет повис у Вовчика на плечах и вместе с ним рухнул, успев крикнуть:

– Лилька! Сделай что-нибудь!

Отродясь Сережа не обращался к ведьме столь фамильярно.

– Камень, затворись! Затворись, камень! Приказываю и повелеваю! – очевидно, Лилиане просто не пришло в голову, что раскрыть камень мало – нужно еще как-то его замкнуть, и она выкрикивала все доступные минералам команды. – Волк идет водой, черт идет горой! Гора с водой сомкнется – тогда камень разомкнется! Слово мое – кремень!

– Дай, блин! – не то чтобы взвыл, а проревел Вовчик. Он кое-как поднялся на четвереньки, и, таща на себе Сережу, словно богатырский конь – раненого Илью Муромца, побрел к синей дыре.

Маркиз-Убоище, правильно рассчитав, что Вовчик все-таки послабей коня будет, прыгнул на них обоих и завалил набок. Образовалась куча-мала.

Лилиана, уж не зная, чем заткнуть ею же изготовленную прорву, склонилась над ней – и вдруг закашлялась, схватилась за горло…

Отец Амвросий кинулся к ней на помощь, оттащил от синей дыры, и ведьма, у которой наконец-то от всех треволнений подкосились ноги, села на обочину.

Рдеющий шар помаячил в глубине прорвы и пропал.

– Ключ – небо, замок – земля… – бормотала Лилиана. – Слово мое крепко, яко камень… Ныне, и присно, и во веки веков…

То ли ей удалось найти верные слова, а то ли прорве, не получающей больше корма, надоело зиять, но синяя дыра стала понемногу стягиваться, сияние – гаснуть, и вот уж совсем погасло, остались две оплывающие свечи, да лежал между ними на капоте великолепный большой ярко-синий кристалл, имевший в сечении форму скошенного креста, с ровными сверкающими гранями.

Стоило дыре исчезнуть – и Вовчик перестал к ней рваться, а сел и тяжко задумался, подпирая большую, наголо стриженую голову. Сережа, держась за поясницу, поднялся и подошел к плоду покаяния.

– Ме… Медный купорос? – глазам своим не веря, спросил он. – Ты же его выбросила!

– Не могла я выбросить такую красоту, – призналась ведьма. – Вот он и пригодился…

– Красота, блин!.. – неодобрительно заметил сидящий рядом с Вовчиком Маркиз-Убоище.

– Но куда же подевались эти… Эти?… Эти?…

Сережа показал на синий кристалл.

После пережитых потрясений у атлета что-то сделалось с речью. Он обвел взглядом отца Амвросия, Маркиза-Убоище и Лилиану. Никто из них не понял, что вдруг так обеспокоило атлета. А он вообразил вдруг, что сейчас творится в Вайю, – и чуть было не сел наземь. Хорошо хоть, догадался опереться о капот плода покаяния.

– Туда… – запоздало и нерешительно ответила ему ведьма, показав большим пальцем вниз, тем самым жестом, каким патрицианки в Колизее приговаривали к смерти гладиаторов.

Сережа вытащил из-за ремня шкатулку и раскрыл ее, как будто мог в камнях увидеть страшное побоище в Вайю.

И, разумеется, ничего не увидел.

– С ней надо что-то сделать, – сказал атлет. – Кто-то должен стать ее хранителем… Они там сами решат – кто… Поехали отсюда… Сейчас там как рванет!..

Тут он вспомнил, что на вилле остался привязанный к стулу Николай Юрьевич, хлопнул себя по лбу и помчался спасать бедолагу.

Но того, как ни странно, спас багровый шар Монбара.

Сережа обнаружил бизнесмена посреди газона. Тот, вслед за толпой налетчиков устремившись за воплощенным соблазном, полз вместе со стулом – и как он исхитрился одолеть лестницу, понять было невозможно.

Сережа постоял над ним, вздохнул – и неторопливо отцепил его от стула.

– Я не знаю, где шкатулка… – умирающим голосом произнес Николай Юрьевич.

– Вот она, – ответил Сережа. – Но больше вы ее не увидите. Привет семье.

Повернулся и пошел туда, где Лилиана уже сгребала с капота в сумку свои колдовские причиндалы, а Маркиз-Убоище прятал под сиденье конфискованный у охраны автомат.

– Где бабка? – спросил отец Амвросий.

– Там, – невразумительно отвечал атлет.

– Там? – красавец-батюшка в ужасе повторил жест патрицианки, голосующей за казнь гладиатора.

– Там… – Сережа дважды ткнул большим пальцем в небо.

Надо полагать, пирамида Вайю была где-то наверху. И Яшма, под шумок присвоившая вампиршу, – соответственно.

– Спаси и сохрани… – пробормотал красавец-батюшка. – Если мы благополучно выпутаемся – в паломничество поеду. В Иерусалим…