Дэвид Фарланд - Логово Костей

Она вошла в павильон. Только одна свеча горела в центре маленького помещения, сияя, как звезда. На матраце, скорчившись в позе зародыша, лежала молодая женщина. Каждый мускул ее тела был напряжен и застыл в неподвижности. Пальцы были сжаты в кулаки, и лицо искажено гримасой боли. Даже ее веки были плотно сжаты и не могли расслабиться. Она дышала с присвистом, неглубоко, не имея возможности вдохнуть больше воздуха.

Способствующий остановился, дав Чимойз возможность разглядеть женщину.

— Это Бриэль. Она была танцовщицей на постоялом дворе замка Гроверман, прежде чем подарила свою грацию нашему королю. Она послужит вектором. Отдавая грацию ей, ты передашь ее своему королю.

— Я поняла, — сказала Чимойз.

— Ты знаешь, как будешь выглядеть через несколько минут, если не откажешься, — сказал он извиняющимся тоном. — Ты решаешься?

Чимойз знала, что скрученные в узел мышцы — это не самое худшее. Передача дара грации затрагивала внутренности. Первые несколько недель будут очень тяжелыми. С этого момента она сможет есть только бульон и жидкий суп.

— Я перенесу это с радостью, — сказала Чимойз.

— Хорошо, — сказал способствующий. — Хорошая девочка.

Он подошел к небольшой кучке печатей силы и вытащил одну, поднес ненадолго к свече, изучая руну на ее верхнем конце. Она выглядела как крошечное, выжженное железом клеймо. Он, видимо, нашел какую-то неточность, потому что вытащил маленький тупой инструмент и начал давить на один край руны.

— Прости, что приходится ждать, — извинился он. — Кровяной металл легко гнется и часто повреждается во время перевозки.

— Я понимаю, — сказала Чимойз.

Чимойз смотрела на Бриэль. Если не считать свистящего дыхания, Бриэль почти не подавала признаков жизни. Чимойз заметила слезу, вытекшую из одного глаза. Это больно — быть так сжатой, поняла она. Отдавать дар грации — это пытка.

Когда способствующий закончил свое дело, он бросил взгляд на Чимойз.

— Теперь, — сказал он, — я хочу, чтобы ты смотрела на свечу.

Чимойз взглянула на свечу, затем ее внимание снова вернулось к Бриэль. Прежде, каждый раз, когда она видела церемонию дарения, потенциальный Посвященный пристально смотрел на лорда, который получит дар.

— Нет, не смотри на нее, — предупредил способствующий. — Сосредоточь взгляд на свече. Смотри на свет.

Конечно, Чимойз понимала. Мы смотрим на наших лордов, потому что они красивы с их дарами обаяния и это облетает нам отдачу себя. Но пристально глядеть на жалкий вектор — это только выбьет из колеи потенциального Посвященного.

Чимойз смотрела на свечу, в то время как способствующий начал петь глубоким голосом. Она не могла разобрать слова. Насколько она знала, это были просто звуки. Но это были звуки, которые подбадривали ее и заставляли ее желать отдать себя. Она могла чувствовать, как острое желание нарастает, словно могучее пламя.

Пламя свечи мерцало и рвалось, когда способствующий несколько раз обошел комнату по кругу, а затем наложил печать силы на руку Чимойз.

Это прикосновение потрясло все ее существо. Она часто слышала о «поцелуе печати силы». Поэтому она представляла себе, что прикосновение металла сначала должно быть нежным и чувственным. Но это не был поцелуй. Вместо этого она почувствовала, словно печать силы — пиявка, которая впилась своим круглым ртом в ее кожу и начала высасывать что-то жизненно важное из нее.

Как только печать силы прикоснулась к ней, Чимойз почувствовала жар в голове, а подвижность ее мышц исчезла. Правый бицепс свела такая сильная судорога, что у нее перехватило дыхание.

Она отдавала себя, заставляла себя думать о Габорне в час его нужды. Пламя свечи металось, как язык змеи, и она смотрела на него, стараясь не замечать навязчивый звук пения способствующего. Снаружи, в городе, она слышала крики петухов, поющих серенады закату.

Боль в руке распространилась вниз до локтя и вверх до подмышечной впадины. Капли пота скопились на бровях, и одна стекла по крылу носа. Печать силы, казалось, сама стала пламенем. Она жгла ее руку, и Чимойз чувствовала запах паленых волос и жареного мяса.

Она взглянула вниз на наконечник печати силы с удивлением. Она часами слушала о том, как люди отдают дары, и почти все из них в какой-то момент кричали от боли. Некоторые говорили, якобы боль от печати силы невыразима, непереносима, но по мере того как рука Чимойз горела, она чувствовала, что в силах переносить это.

Она закрыла глаза, сосредоточилась на своем короле и на людях, которых она любила. Боль вспыхнула с такой силой, что вдруг ей показалось, будто вся ее рука объята пламенем. Она стиснула зубы.

Я могу это перенести , говорила она себе. Я могу это перенести.

Но внезапно боль расцвела сотнями огненных языков. Казалось, каждый мускул ее тела внезапно скрутила судорога, так что вся она скорчилась от боли, гораздо более острой, чем она когда-либо могла вообразить. И хотя она хотела громко застонать, только слабый звук сорвался с ее губ.

Мир Чимойз почернел.

Боренсон, Миррима и Сарка Каул скакали прочь от линии опустошителей, оставляя милю за милей между собой и марширующей ордой, которая протянулась от горизонта до горизонта.

Сарка Каул уставился вперед, взгляд его был рассеянным.

— Есть хорошие новости и плохие. Радж Ахтен и Королева Лоуикер заключили союз. Они позволят войскам войти в Каррис с севера в надежде, что все погибнут, оставив половину Рофехавана открытой для завоевания. Но даже они не догадываются, какую помощь может принести ночь.

— Ха! — Боренсон рассмеялся в полном восторге от того, что Дзйс — его советник. — Ответь-ка, друг, что скажет твой Государственный совет, когда обнаружит, что ты продаешь их секреты?

— Для таких, как я, есть только одно наказание — смерть, — ответил Сарка Каул. — Сначала они подвергнут мучительной смерти мою сестру-близнеца. Это медленный и трудоемкий процесс. Когда сознания объединены, это больше, чем просто общая память. Я буду видеть то, что видит она, чувствовать то, что она чувствует, слышать то, что она слышит до самого последнего момента. Когда она умрет, вполне вероятно, я тоже умру вместе с ней, потому что нельзя рассчитывать остаться в живых после того, как будет разорвана связь столь тесная, как та, которая связывает нас.

Боренсон молчал, устыдившись своего смеха.

— Прости, — сказал он наконец.

— Это не твоя проблема, — сказал Сарка Каул. — Я заключил эту сделку очень давно. Как раз сейчас моя сестра-близнец лжет Совету, говоря, якобы ты бросил меня в океан и я мотаюсь по волнам, уцепившись за кусок дерева. Моя единственная надежда, что я проживу, чтобы помочь руководить тобой до сумерек.