Артур Грэм - Рождество или Библия волшебника

— Ну, слава тебе, Северная звезда! Появился один из виновников торжества! — мужчина похлопал в ладоши, и, виляя бёдрами, направился к Кириллу.

Парень, стесняясь и прикрываясь, вошёл в зал. Гости одобрительно зашептались.

— Это всё бал, — мужчина поднял руки вверх, — и там тоже бал. — Он показал на расположившихся в углу молодых дам, сверкающих наготой. — Да и там тоже бал, — пальцем он тыкнул на обнажённого безногого старика, танцующего на руках.

— Так, понятно, — Кириллу не нравилось большое количество внимания в его сторону.

— Ребятушки мои, ещё раз, — чернокожий мужчина вышел на середину зала и снова щёлкнул пальцами. Заиграли фанфары — оказалось, что высоко под конусообразным потолком, зависнув в воздухе, играл оркестр. Они были единственными одетыми персонами на этом вечере.

Молодые девушки выстроились в круг, взявшись за руки. Двигаясь в такт, они играли телами, весело и синхронно размахивая длинными кудрявыми волосами.

— Никуда не годится, стоп! — прокричал мужчина. Он стоял на маленькой табуреточке, следя за тем, чтобы всё было по плану.

— Центр круга специально для главных гостей! — он подбежал к Кириллу и, схватив за руку, поволок в центр круга. Глаза гостей устремились в парня. — Столько сил, столько нервов. Бездарная организация бала. Bisra sri…

Было видно, что некоторые из собравшихся уже злились. Они говорили такие слова, которые не произносят даже самые грозные ведьмы.

— Девушки, продолжаем плясать, — похлопал мужчина в ладоши, — после этого сыплется волшебный золотой снег, зажигаются огоньки. А где козёл?

Гости продолжали танцевать. Свет то загорался ярко, слепя в глаза, то погасал до полумрака. Снова становилось светло, а затем — снова темно. Девушки начали кружиться быстрее. Они уже не держались за руки — каждая танцевала сама по себе. Кто-то поднёс Кириллу бокал, шепнув на ухо, что это нужно выпить. С первым глотком голова возможного будущего правителя закружилась. Он расслабился и, вздохнув, тоже влился в атмосферу праздника. Свет мелькал уже ярче. То ли это градус напитка, то ли усталость, но Кириллу начало казаться, что вокруг него плясали не люди… Парень будто входил в транс. Музыка играла громче, а свет сменялся всё быстрее. Гости уже не стеснялись друг друга. Они кричали, натянув на себя шкуры животных. Некоторые, как показалось Кириллу, подходили к какому-то парню, целуя его в левую ягодицу. Вино лилось рекой. Пили его из коровьих копыт и лошадиных черепов.

Под ногами бегали чёрные кошки, а на занавесках и красных шторах, вцепившись когтями, сидели петухи и вороны.

Под потолком оркестр играл уже на каких-то странных предметах, не напоминающих традиционные духовые инструменты. Инструментами для музыкантов служили, вместо волынки — лошадиная голова, а вместо смычка — кошачий хвост.

Было много вина.

В разгар веселья Кирилл оказался в кругу с каким-то парнем. Они танцевали, закрыв глаза. С ними была и Катерина. Бледная, она плясала, подняв руки вверх. От громкой музыки разрывались барабанные перепонки.

Закончилось веселье резко.

Включился свет, и чернокожий мужчина, по-прежнему стоявший на табуреточке, похлопал в ладоши.

— Shapira! Вы молодцы, настоящий бал! Репетиция прошла успешно, ребятушки мои! — радовался он. — В новогоднюю ночь всё должно получиться!

Гости закрывали глаза, щурясь от яркого света. Но Кирилл смог рассмотреть парня, танцующего в кругу, которого гости целовали в левую ягодицу. Он ещё не знал, что это был принц Доброслав.

АйсГрад тем временем неторопливо окунался в холодную ночь. Медленно шёл снег, ветер небрежно стряхивал с крыш городских зданий засидевшихся дворников. Ветер даже уносил с собой небольшие лепестки продающихся на Цветочной алее роз.

На улице не было никого — ни одной живой души. Лишь изредка проезжали по мостовой автомобили, сигналя друг другу включёнными передними фарами. Другие большие машины убирали улицу.

АйГрад спал.

В небольшом парке на самой дальней окраине города что-то шелохнулось, послышался скрип снега. У лавочки, стоящей справа от одной из десятков похожих дорожек, там, где стоял одинокий мусорный бачок, наполненный одноразовыми стаканчиками до краёв, сидел человек без лица. Он проверял свою шляпу, втягивая свою голову в неё поглубже, ощупывал свои вещи, рыскал по карманам пальто. Казалось, он что-то забыл.

Человек быстро вскочил на ноги, быстрым шагом, хромая, выбежал на мостовую, часто оглядываясь. Он не боялся, что кто-то может увидеть его в таком неподходящем месте.

А ветер тем временем усиливался. Иногда даже поднимался порыв такой силы, что буквально сбивал с ног человека без лица. Но тот шёл дальше, приковыляв к небольшому стадиону, где днём организовывали совместный каток. Зачем-то обошёл его дважды, а затем снова вернулся к дороге.

И вдруг фонарь над человеком без лица погас. Почувствовав неладное, тот вновь направился обратно в парк. Но каждый фонарь, под которым бы он ни проходил, тут же гас. И тут вдруг он свернул вбок, перелез через большой снежный ком и спрятался от кого-то за деревьями.

В парке погасли фонари. Но один гореть всё же остался.

На лавочке под этим самым не потухшем фонарём сидел парень лет двадцати двух в красной шапке-ушанке, вязаном свитере и больших красивых оранжевых унтах. Он тоже вздрогнул, увидев, как потемнело вокруг в одно мгновение, но с места не сдвинулся. Вместо этого стал прислушиваться.

Человек без лица увидел юношу, гортанью кашлянул и направился на свет. Останавливаясь у каждого дерева, он подошёл из-за спины. Теперь уже можно было разглядеть его «лицо» как следует. Старое, с прожилками, и кое-где сильно потрёпанное морщинами. Без глаз, губ, носа. Лишь большая бородавка, заросшая торчащими волосами, торчала на его щеке.

Он подошёл очень близко.

— Lje al'min h'i, Гурий, — обернувшись к нему, произнёс парень голосом старого дикого пса. Он не испугался, как поступил бы любой на его месте. — Три часа ночи уже. Запаздываем.

Гурий сел на скамейку, снова залез рукой во внутренний карман, и, достав из него большой пакет, протянул его ночному собеседнику.

— Здесь не все. Четырнадцать, если не ошибаюсь, — парень взвешивал глазами принесённое Гурием, — должно быть ровно двадцать одно. Не больше, не меньше.

Человек без лица рассердился, взлетев на скамейку. Он снял шляпу, бросив её на пол. На его затылке начал образовываться рот. Без клыков, челюстей, зубов, свойственных любому подобному созданию. Наклонив голову, приблизился к парню. Тот от страха в штаны наделал.

— Это не моё указание, — оправдывался тот. — Я лишь передаю её слова!

Но Гурий был зол. Вспомнив свой уговор, он пересилил свой гнев и взял себя в руки.