Марина Дяченко - У зла нет власти

— Отдай монету.

— Поздно! Уже… всё… я переступил черту. Я…

Он замолчал, тяжело дыша. Моего затылка коснулся ледяной ветер — войско мёртвых подступало к своему властелину, и ко мне заодно. Неужели некромант собрал всю свою армию, чтобы расправиться с одной девчонкой?!

Левая рука моя нащупала то место на штанине, где раньше был приколот железный череп. Я отдала его Гарольду! И забыла взять обратно!

Швея не желала работать. Прикидывалась обыкновенным куском стали, и вес её не менялся. Может быть, нитка выскользнула из игольного ушка?!

Максимилиан не шевелился. Его глаза казались стеклянными, бессмысленными. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем я поняла: это ужас. Максимилиан оцепенел, потерял рассудок от невыразимого страха.

— Макс?!

Он посмотрел на свои руки, будто впервые их видел. На войско мёртвых за моей спиной. Снова на руки.

— Ты этого хотел! — мстительно закричала я. — Красавец, да? Зато теперь ты никого не обманешь! Что внутри, то и снаружи! Ты некромант, хоть как посмотри, хоть на изнанку тебя выворачивай!

В моих словах вдруг послышалось эхо множества голосов. Гарольд, Лесной воин, Эльвира, алхимик, канцлер, безымянный стражник — все они на разные лады повторяли одно и то же: «Он некромант… не верь… не связывайся… Он же некромант…»

Беспорядочный грохот стихал. Сквозь него всё яснее пробивался топот наступающей армии: Саранча, положив половину войска на склоне, возобновила наступление.

— Мне надо, — выдавил из себя Максимилиан. И я поняла: ему надо поднимать своих мёртвых, гнать их опять на склон, опять колдовать вселенский страх, опять поднимать умерших кочевников… И то, что он должен сделать, приводит некроманта в ужас.

— Брось! — выкрикнула я. — Оставь! Освободи!

Его начало трясти. Монетка на груди прыгала, как мяч, тряслись многосуставчатые руки, прыгали плечи, подгибались колени непомерно длинных ног. Он смотрел на меня, как из пропасти, как из воронки, с таким ужасом и отчаянием, что у меня во рту пересохло.

— Н-не могу. Уже всё. Я-а…

Его голос сменился шипением. Он смотрел на меня, разевая страшный рот, и шипел, как водопроводный кран, в котором кончилась вода.

Дракон снова ударил хвостом. Максимилиан поддел мой посох ногой, подбросил в воздух. Посох взлетел, переворачиваясь, красно-зелёное навершие не светилось; некромант вскинул руки, примериваясь, и в этот момент Швея проснулась.

Мои пальцы сжались на рукоятке — рефлекторно. Швея, как брошенное копьё, преодолела расстояние от меня до Максимилиана и проткнула бы его насквозь — если бы не блестящая реакция некроманта.

Мой посох упал на землю, невредимый, но обоим нам сделалось не до того. Швея работала — шила, и разрывала, и снова сшивала невидимые нитки. Меня вытащило на изнанку и тут же вышвырнуло обратно: я успела только понять, что изнанка в этом месте полностью затянута туманом. Что же, Туманная Бабища готовится праздновать победу?!

Максимилиан ускользал, как бумажная фигурка на нитке, как подвешенное яблоко, которое невозможно укусить. Швея колола его, не давала ни секунды передышки, используя хитрые обманные манёвры. Войско мёртвых обступало нас кольцом, будто зрители необычного представления, и мёртвый дракон смотрел, повернув голову. Земля содрогалась под шагом Саранчи, а Максимилиан извивался, отступал, уходя от уколов и ударов, и монета болталась у него на шее…

Моё запястье хрустнуло.

Одновременно Швея со страшной силой ткнула Максимилиана в грудь, метя в треугольную монету. Это был последний, завершающий удар; Швея вывалилась из моей руки. Я заорала в голос, держась за запястье; половина монеты осталась на груди Максимилиана. Половина, отколовшись, запрыгала по камням; некромант попятился, споткнулся о камень и неуклюже свалился. Рубашка на его груди была разорвана. Чёрная жидкость, похожая на мазут, почти не была заметна на чёрной ткани.

Небо подёрнулось тучей пыли. Топот Саранчи перекрывал все звуки. Принц-деспот, стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на меня.

— Чего смотришь? Веди своих в атаку!

— Я служу только моему господину.

Я подобрала с земли посох. Максимилиан сидел, пытаясь огромной уродливой ладонью зажать рану на груди. Половина монеты перепачкалась чёрной липкой жижей.

— Приказываю тебе, — с закрытыми глазами сказал Максимилиан. — Приказываю…

Он вдруг часто задышал ртом, как умирающая от жажды собака.

Держа посох левой рукой, я направила навершие на его рану. Соединить, срастить, остановить кровотечение; некромант оттолкнул меня.

— Я сам… — прошипели чёрные губы. — Уходи отсюда, дура! Здесь всем конец!

Обломок монетки подрагивал в такт ударам его сердца, всё слабее и слабее. Я оглянулась. Саранча была уже совсем близко. Я видела, как над головами понурых мертвецов покачиваются шлемы всадников — в такт шагам. Взревели рога; в их звуках было приказание, команда, и ритм шагов Саранчи сразу ускорился…

Моё запястье распухло, как булка. Я понимала, что не успею его вылечить, прежде чем накатит Саранча; на земле подпрыгивали мелкие камушки, будто капли на барабане.

Пальцы Максимилиана вдруг ожили, заскребли воздух, между ними запрыгали крохотные молнии. Принц-деспот повернулся, как кукла, воздел над головой огромный щербатый меч и что-то закаркал.

— Прекрати!

— Надо сражаться. Саранча…

Некромант с преогромным трудом поднялся. Обернулся лицом к наступающему войску, приложил руки ко рту — и завыл, так что у меня волосы встали дыбом. Серая морщинистая волна страха хлынула над головами мертвецов, отразилась от их войска, как от вогнутого зеркала, и затопила Саранчу.

Грохот шагов прервался. Восстановился. Прервался опять, превратившись в беспорядочный топот. Пот ручьями тёк у меня по спине, левая рука тряслась, правая висела плетью. Некромант сел на землю.

— Макс, отпусти их!

— Не могу.

— Можешь!

— Они уже… Часть меня… Зачем я… если бы я только знал! Нет надежды…

— Отпусти их!

— А Саранча?

— Отпусти, скотина, или я тебя на месте прикончу!

Я упёрла навершие посоха в его бледный, с зеленоватыми пятнами лоб.

— Но я ведь некромант, — прошептал он. — И надежды нет…

— Именем Оберона — отпускай!

Он зажмурился. Я всё равно продолжала видеть его глаза — веки так истончились, что через них просвечивали глазные яблоки. Страшные многосуставчатые пальцы задёргались.

Меня вдруг будто ударили по голове очень тяжёлым, очень мягким молотком — воздух вокруг сгустился. Задрожала земля, я еле устояла на ногах. А в следующую секунду мёртвый дракон вдруг расправил крылья, вскинул голову и взмыл в небо, превращаясь в тень.

Саранча топтала собственных воинов, поддавшихся панике, и не сразу заметила исчезновение противника. Склон наполнился тенями — бывшие воины Максимилиана бежали, скрывались, возвращались в могилы, и только Лесной воин стоял какое-то время посреди битвы — будто раздумывая.