Тим Доннел - Оковы безмолвия

Конан стоял в центре помоста в позе готового к броску зверя и глядел на жреца сверкающими голубыми глазами. Жрец испугался, встал с кресла и дал знак толпившимся рядом монахам поскорее увести пленника. Когда они скрылись за воротами монастыря, Ваджран подошел к лежащему в пыли побежденному. Тот был жив, дыхание с хрипом вырывалось из его груди. Глаза бедняги раскрылись и бессмысленно уставились на жреца. Ваджран благословил его, положил на грудь приносящий удачу амулет и приказал монахам отнести несчастного домой.

Притихшая толпа проводила жреца удивленными взглядами и робким шепотом, а он, важно шествуя к воротам, думал о новом бойце, Сегире. С такой, страшной силой опасно шутить! Надо держать ее в узде и покорности. Хорошо, что он немой. Даже если, взбесившись, он когда-нибудь вздумает бежать, то все равно не сможет сказать ни слова о монастырских порядках, о подземной тюрьме. Значит, главное — не доводить его до гнева и ярости. И обязательно надо найти предателя, который отравил бассейн!

Кто же, кто осмелился на такую неблагодарность?! До сих пор Ваджран был уверен в беспрекословной покорности всех монахов. Ведь кровожадный и страшный Кубира — это его детище! Раньше, когда не было этой подземной тюрьмы, и статуе бога подносили в жертву молоко, масло и священную траву дурву, когда не было этих боев во славу бога, Потали был священным городом, живущим своими трудами.

Это он, тогда еще молодой монах, отравив своего предшественника и став главным жрецом, сделал Кубиру чудотворным и стал приносить ему в жертву человеческую кровь. Фигурка бога за эти годы выросла в огромную статую, которая скоро перестанет помещаться в храме. Иногда, как например, вчера, статуя даже оживала, наводя на всех ужас и поддерживая его, Ваджрана, власть. И вот теперь… Погрузившись в размышления, жрец молча прошел в свои покои.

Вечером служки, собрав накопившиеся за день слухи, принесли Ваджрану новость, вмиг прогнавшую его мрачные мысли.

Когда побежденного принесли домой и привели в чувства, облив несколькими ведрами холодной воды, он с трудом встал на колени и прошептал:

— Хвала Кубире! Этот бог вселился в непобедимого Сегира! Это сам Кубира победил меня на помосте! Отнесите в храм еще один сундук! — Родственники помогли ему подняться и дойти до ложа, а он все повторял: — Хвала Кубире! Я боролся с самим богом!

Эта весть моментально облетела весь город, и теперь он шумел, как растревоженный улей. За последние годы горожане привыкли к чудесам своего божества, но новое проявление его могущества привело их в благоговейный трепет.

Жрец, обрадованный тем, что все обернулось такой немыслимой удачей, в то время как он ожидал недовольства толпы, теперь втолковывал монахам, что они должны беречь пленника как зеницу ока, а самым приближенным, в числе которых был и Мерван, приказал следить за остальными, чтобы поймать того, кто осмелился отравить бассейн.

А тем временем Конан кружку за кружкой осушал кувшин чудесного вина, возникшего на столе вместе с обильным угощением, стоило Дхаване достать свой пояс. Пища и вино, принесенные монахами, остались нетронутыми, и их было решено спустить в сливное отверстие в дальнем углу пещеры.

Прихлебывая ароматное вино, Конан шепотом рассказывал братьям о событиях этого бурного дня. Он не сомневался, что Ваджран еще пожалует сегодня в их темницу, чтобы как следует попугать пленников. Поэтому они поспешили покончить с едой, сбросили в зловонную дыру монастырское варево и стали ждать. Братья молча работали, а Конан лег и притворился спящим, чутко прислушиваясь к каждому шороху. Вскоре за дверью раздались негромкие голоса и звяканье оружия.

Распахнутая дверь ощетинилась сталью обнаженных клинков. Монахи входили в пещеру осторожно, как в логово дикого зверя. За их спинами, не решаясь войти, стоял Ваджран, облаченный в одно из своих самых роскошных одеяний. Видя, что могучий Сегир спит, а ткачи замерли у станка, жрец медленно вошел в пещеру. Услужливые монахи тут же поставили для него кресло, и святой Ваджран опустился в него, окинув темницу надменным взглядом.

Выставив вперед мечи, стражники с опаской подошли к спящему и знаками приказали Дхаване разбудить его. Юноша наклонился, откинул тигровую шкуру, закрывавшую лицо Конана, и стал что-то тихо шептать ему на ухо. Конан резко сел, сжал кулаки, и хмуро глянул на жреца. Тот с трудом выдержал его взгляд и, стараясь сохранять хладнокровие, заговорил:

— Сегодня ты чуть не погиб, доблестный воин, но по воле Кубиры ты остался жив. Я нашел и покарал виновного, и отныне тебе ничего не грозит. Более того, народ решил, что твоими руками сражается бог. Поэтому я предлагаю тебе и твоему брату бесценный дар — свободу! Как только будет готово обещанное покрывало, вас отведут в храм, где вы поклянетесь забыть о том, что видели в монастыре. Иначе гнев Кубиры тут же испепелит вас! Потом монахи проводят вас домой. Но ты, Сегир, должен будешь на протяжении месяца смирять свою силу и побеждать соперников, не убивая их. А сейчас я хочу посмотреть, что сделали ткачи. Так ли прекрасна парча, как хвалился твой брат.

Ваджран подошел к ткацкому станку и не смог сдержать возглас изумления. Такого полотна он еще никогда не видел, мало того, он не мог представить, что эта парча была выткана человеческими руками. Конечно, до конца срока он найдет, за что наказать пленников и лишить их обещанной свободы. Таких мастеров нельзя выпускать из рук.

Окинув пленников грозным взглядом, Ваджран повернулся и с явным облегчением покинул темницу. Стражники, пятясь, последовали за ним. Дверь захлопнулась, и узники снова остались одни.

Критана схватил брата за руку:

— Ты слышал?! Он обещал нам свободу! Через месяц, когда покрывало будет готово, вы выйдете отсюда! — Забыв о себе, он, как ребенок, радовался за брата и его товарища.

Мрачно глядя в пол, Конан процедил:

— И ты ему веришь? Это не человек, а кровавый демон! Клянусь Кромом, слова для него ничего не значат, так же как и жизнь любого из нас. Пока мы ему нужны, он будет соблазнять нас свободой или пугать страшной смертью, а потом… Ты сам знаешь, что потом…

Поглаживая брата по плечу, Дхавана сказал:

— Наше спасение — в этом покрывале и в чудесной силе Конана. Мы сами соткем себе свободу и поквитаемся со жрецом!

— А вот это я беру на себя! — грозно произнес Конан, сверкнув глазами в сторону двери.

На следующее утро Конана снова привели в купальню, наполненную чистой водой, и служка, белый от ужаса, на глазах у всех вошел в бассейн, трижды окунулся и вышел невредимым. После этого Конан с удовольствием выкупался и, пока его растирали и умащали, краем глаза следил за стоявшим неподалеку Мерваном.