Торн Стюарт - Обитель спящих

Обернувшись в поисках дракона, Конан увидел, что тот стоит неподвижно перед каким-то странным сооружением из выбеленных солью и временем корявых сухих стволов.

Подойдя поближе, он понял, что это не дерево. Это были кости.

Под скалой, растянувшись на целый полет стрелы, лежал огромный, как кит, скелет дракона. Гигантские ребра частью осыпались, от вытянутого черепа осталось лишь навершие с гребнем на затылке и огромными глазницами. Аридо стоял перед этим памятником самому, наверное, большому дракону в мире и едва не плакал.

— Это Старая Матерь, Сай, — сказал он подошедшему Конану. — Мать всех драконов. Теперь ее больше нет. А я так надеялся прийти и ткнуться носом в её теплый мягкий живот…

— Какой огромный, — пробормотал Конан в невольном изумлении. — И что, бывают такие огромные драконы?

— Сай было много тысяч лет, — ответил Аридо, — Драконы растут почти всю жизнь, а Сай жила очень долго. Она была всегда. Когда-нибудь, конечно, ее заменила бы новая самка, но мое яйцо снесла и высидела она.

Он лег и положил голову на лапы, вывернув гибкую шею. Киммериец сглотнул вставший в горле ком — ему пришла в голову странная мысль. Он покривил в задумчивости рот, стараясь задать свой вопрос как-нибудь поаккуратнее:

— Аридо… Сколько тебе лет? То есть не сколько по-настоящему, а в пересчете на людскую жизнь?

Дракон задумался, высчитывая, и наконец, ответил неуверенно:

— Н-ну, лет пятнадцать, наверное, будет, а что?

Конан присвистнул:

— Ах ты, лягушачьи потроха! А когда мы с тобой встретились, я дал бы тебе все пятьдесят!

Дракон вздохнул. На какой-то миг он снова стал старым, больным и усталым.

— Житье среди людей не идет нам на пользу, Конан. Мы становимся злыми, хитрыми и подозрительными. Мне немного на драконий счет, я, в сущности, еще маленький, но иногда чувствую себя глубоким стариком, так много я видел из того, что не следует видеть драконам.

— Чего же, по-твоему, не следует видеть драконам?

— Крови, войн, вообще зла. Драконы очень впечатлительны. Никто из нас, конечно, никогда не захочет служить злу, но может ожесточиться, как это случилось со мной… Ты прости, но меня что-то клонит в сон. Я подремлю тут дня два, а потом мы с тобой отправимся в обратный путь, куда сам захочешь. Теперь я найду дорогу сюда даже с ваших Серых Равнин…

Заснул Аридо прежде, чем договорил. Заснул под боком остова своей матери, свернувшись в клубочек, как котенок. «Вот спит самый последний дракон в тени костей самого первого, — подумал Конан. — Что ж, два дня я как-нибудь потерплю. Пусть спит, он так мечтал здесь выспаться».

Пройдя по берегу, киммериец нашел родник со светлой, чистой водой. Судя по тому, что, примостившись на камешке, из него пила какая-то пичуга, вода годилась и человеку. Конан вернулся за бутылью, еще хранившей запах вина, и наполнил ее из родника. Затем вычистил меч и нож и отправился в лес раздобывать себе что-нибудь на ужин. Одни только бананы казались ему скудным рационом. Были, конечно, еще остатки снеди, подаренной Раттерой, но Конану хотелось чего-нибудь свежего и желательно жареного. Сушеное мясо и фрукты, даже самые сладкие, опротивели ему вконец.

Пробираясь меж деревьев и выглядывая какую-нибудь некрупную дичь, которую можно было бы подранить ножом, Конан так увлекся, что слишком поздно услышал тонкое шипение, с каким захлестывается большинство веревочных ловушек. Мгновением позже он был уже вознесен к верхушке большого дерева, опутанный тонкой и прочной сетью. Проклиная свою неосторожность, киммериец высвободил руку с ножом и принялся перерезать сетку, производя при этом чудовищный шум: сеть была увешана десятком звонких колокольцев, они оглушительно звенели при малейшем движении пойманного.

Прорезав большую дыру, он кое-как выпутался из сети и спрыгнул на землю. И оказался лицом к лицу с маленьким человечком, явно прибежавшим на звон. Изумленное выражение его лица красноречиво свидетельствовало, что киммериец оказался вовсе не той добычей, на которую он рассчитывал.

Человечек был маленького роста, еще меньше, чем низкорослые кхитайцы. Он вообще был очень похож на кхитайца: узкий разрез темных глаз, желтоватая гладкая кожа, иссиня-черные густые волосы.

Но лицо его не носило того отпечатка замкнутости и хитрости, который так свойствен всем кхитайским лицам. На вид ему было лет тридцать. Огромного киммерийца он разглядывал без страха, но с величайшим любопытством.

— Прости, друг, — сказал Конан по-кхитайски. — Я не знал, что у тебя здесь ловушка. Если я лишил твою семью ужина, то, может, ты возьмешь несколько монет?

Незнакомец, наморщив лоб, внимательно слушал его речь. Видно, кхарийский язык звучал немного иначе, чем кхитайский — или этот человечек просто не ожидал его услышать от чужестранца.

— Ты хочешь предложить мне деньги за испорченную сеть? — спросил он, наконец, на чистейшем кхитайском языке — такой внятный и мягкий выговор Конану доводилось слышать только в столице. — Или за то, что распугал всю дичь на десять ри вокруг?

— И за то, и за другое, — ответил киммериец. Денег у него было предостаточно, ему не хотелось ссориться с жителями островов Аридо.

— А что ты сам делал в этом лесу? Тоже охотился? — продолжал спрашивать человечек. Конан кивнул. — Тогда ты оставил без ужина не только наши семьи, но и себя. Идем со мной.

— Куда? — насторожился киммериец.

— В город. У тебя же есть деньги? Ты купишь нам мяса, а заодно поешь сам.

Так просто! И его даже не спросили, кто он такой и откуда здесь взялся. Расценивая его замешательство как муки совести, человечек махнул рукой в сторону сети:

— О ней не беспокойся. Я пошлю своего сына, он ее снимет, а потом мы ее починим. Идем. Здесь не очень далеко, к вечеру будем. Лишь бы успеть на базар до закрытия.

Конан, изумленный такой простотой и беспечностью, последовал за новым своим провожатым. Тот, бесшумно вышагивая по едва заметной тропе, продолжал говорить, вернее, болтать:

— Я — Инака-охотник. В нашей деревне есть еще Инака-ткач, поэтому нас различают по прозвищам. Мы живем здесь, у реки. Мы — охотники. У самого берега есть другая деревня, Икугэ. Там живут рыбаки, мы покупаем у них рыбу и все, что они выловят из моря. Кроме кораллов и жемчуга, конечно. Это отправляется в столицу, Хаканари. Есть еще деревня на равнине — Соссягэ. Ее жители возделывают пашни и сады. И есть город — Яшидо. На его базар все окрестные деревни свозят то, что сумели добыть и вырастить.

Вот туда мы с тобой и идем. Мне было велено принести мяса для общего котла, но раз не удалось добыть его в лесу, почему бы не посмотреть в мясной лавке, правда? Сначала ты поживешь у нас, раз уж тебя нашел я. Потом ты выберешь, где тебе захочется жить — с рыбаками, охотниками или пахарями. Или, может, тебе больше понравится большой город или даже столица. У нас всякий может жить, где пожелает, неважно, высокий у него чин или низкий. Император одинаково любит всех нас и не делает различий между пахарем и придворным. А когда женишься, император пожалует тебе землю или, если захочешь, деньги — так у нас заведено. Это очень хорошо, что ты доплыл. Я не припомню за последние дни штормов, но ты такой огромный и сильный! — Инака еще раз оглядел Конана, для чего ему пришлось задрать голову, и восхищенно поцокал языком. — Ты мог приплыть и издалека на каком-нибудь обломке. Как твое имя?