Грегори Арчер - Конан и пророк Тьмы

«Хорошо еще, что эти болваны без луков,— мимоходом подумал варвар.— Но вот в погоню лучников снарядят непременно».

Конан выхватил взглядом среди привязанных и предусмотрительно оседланных лошадей крупного гиперборийского жеребца. Отвязал, вскочил в седло и увидел, как рядом на быстроногую офирскую кобылу легко и уверенно, будто заправская кавалеристка, запрыгивает его неожиданная спутница. Вконец растерявшиеся солдаты даже не пытались помешать гладиаторам-беглецам покинуть двор через распахнутые ворота. Вагаранцы столпились вдоль забора на противоположной от коновязи стороне и обсуждали детали предстоящей погони.

Всадник и, чуть позади, всадница вырвались на прилегающую к арене площадь неизвестного им обоим Вагарана, пересекли ее неистовым галопом, заставляя горожан испуганно броситься в разные стороны, и свернули на первую попавшуюся улицу. Конан прикинул, что куда бы они ни направились, в конце концов непременно должны уткнуться в опоясывающий этот (как, впрочем, и любой другой) город стену. А направившись вдоль нее, они рано или поздно отыщут ворота. Днем ворота открыты, если, конечно, весть об их бегстве не достигла стражников, охраняющих вход-выход, и тогда они сумеют убраться из этой мышеловки под названием Вагаран. Ну а если достигла, то ворота заперты, и… И на месте разберемся, решил киммериец.

Узкая извилистая улица, по которой они неслись, оставляя позади себя завесу пыли, была почти пустынна. Редкие прохожие шарахались от них, жались к белым глиняным заборам, сплошной стеной идущим по обеим сторонам.

Конан нещадно нахлестывал жеребца. Его спутница не отставая держалась сзади. В ответвляющиеся уж совсем тесные переулки они не сворачивали — там пришлось бы перейти на шаг.

Поворот, еще поворот. Варвар резко осадил жеребца, заставив того взмыть на дыбы. Всаднице пришлось поступить так же. Улица обрывалась тупиком, утыкаясь в очередную белую стену.

— Назад! Сворачиваем в переулок! — закричал Конан и натянул повод. Женщина последовала его примеру. Впрочем, что тут еще придумаешь…

До переулка добраться им не удалось, они достигли лишь первого поворота и увидели, что из-за него накатывается волна сверкающих доспехами всадников.

«Погоня, проклятие! Шустро они!» Раздумывать больше было не о чем, приходилось вновь поворачивать. И вот они снова в тупике.

—Делай как я!

Конан замедлил аллюр жеребца, подвел его к самому низкому забору, остановился. Бросив поводья, встал на седло, оттолкнулся и прыгнул. Ухватившись руками за выступы глиняной ограды, подтянулся, закинул на гребень ноги и оказался наверху толстостенного забора.

— Давай, красотка! Кром тебя побери, чего ты ждешь?

Конан зазывающе махал рукой, показывая глупой бабе, что нужно сигать через ограду, пока не нагрянули лучники, а то и арбалетчики, которые вмиг расстреляют беглецов как куропаток. Но странная женщина медлила, гарцуя на лошади между стен их ловушки. Ладонь ее чересчур решительно сжимала эфес сабли, отведенной в сторону, словно она собиралась принять бой.

«А ведь с ней, с дуры, станется,— разозлился киммериец.— Вот ведь напасть на мою голову! Мало будто собственных забот. Кром, ну почему бабам дома не сидится?!»

Хуже всего было то, что Конан не мог бросить эту ненормальную, оставить ее одну против, разумеется, многочисленной и, конечно же, до зубов вооруженной солдатни. Неужели придется ввязываться в ненужный, почти без надежды на победу бой в глухом уличном тупичке?

Но, видимо, одна и, вероятно, последняя крупица здравого смысла все-таки сохранилась в головке, украшенной черными волосами. Воительница наконец решилась, опустила саблю, подъехала к ограде, на которой восседал мужчина с длинным мечом, положенным на колени, и, проделав все то же, что немногим раньше сделал Конан (а получилось у нее даже ловчее,— с удивлением отметил варвар), очутилась рядом на гребне широкой глиняной стены.

Они спрыгнули вниз, в густые кусты какого-то сада, подступающего вплотную к ограде. И вовремя: в тупик, где они бросили своих лошадей, влетел отряд ва-гаранских солдат, каждый из которых держал наизготовку арбалет, приготовившись нажать на спуск, едва покажутся беглецы.

Недавние гладиаторы продирались сквозь кусты, огибали деревья, перебирались через высокие ограды, перескакивали через невысокие, уходили в сторону от возникающих то там, то здесь домов и иных построек. Если и бросился кто за ними в погоню, то давно потерял след в лабиринте похожих друг на друга садов, домов, цветников, сараев, заборов…

Пора было подумать и о передышке. Дать, наконец, роздых рукам и ногам, осмотреть раны, собраться с мыслями и решить, как быть дальше. Вскоре Конан выбрал место, удобное во всех отношениях для них, желающих отдохнуть и не быть обнаруженными беглецов.

Киммериец опустился на траву крошечной полянки, скрытой от взглядов густыми кустами жасмина, отходящими полукругом от невысокой и вдобавок полуразрушенной каменной ограды. Сквозь просветы в сплетении ветвей и листьев хорошо просматривался добротный двухэтажный дом, стоящий на значительном удалении от найденного беглыми гладиаторами укрытия; любое движение возле него сразу будет замечено ими. За оградой простирался заросший, заброшенный сад, в котором, в два счета перескочив развалены стены, в случае чего можно укрыться.

Спутница северянина, не отставшая от него и не запыхавшаяся, несмотря на продолжительный стремительный бег, вылетев вслед за мужчиной на укромную полянку, замерла в нерешительности. Ее лоб прорезала задумчивая складка. Видимо, женщина мучилась вопросом: оставаться ли ей дальше с этим варваром или пришло время разойтись разными дорожками?

Тем временем Конан, сидя скрестив ноги на мягком зеленом ковре травы, положив меч перед собой, осматривал и ощупывал тело. «Ерунда, царапины, заживет»,—подвел он итог осмотру… Хотя будь на его месте обычный человек, не воин, или даже воин, но за плечами которого не громоздилось бы неисчислимое количество битв, схваток, потасовок, а с ними и всевозможных повреждений, или даже будь на его месте просто цивилизованный человек, не привыкший доверять своему телу самому заботиться о заживлении ран, уповающий на эликсиры, примочки и советы ученых лекарей — так вот этот другой человек пришел бы в сильное беспокойство за свои здоровье и жизнь, узрев на коже столько следов, оставленных туранским и вагаранским оружием.

Меж тем женщина сделала свой выбор: она устроилась на другом краю маленькой поляны. Села, подобрав под себя ноги, положив трофейную саблю рядом, так, чтобы в случае надобности не потерять ни мгновения и схватить ее.

Теперь Конан подверг осмотру меч и изучал его куда более тщательно, нежели порезы на коже. Лезвие требовало заточки — живого места нет, одни зазубрины и щербинки, за которые благодарить в первую очередь следовало того борова с арены. Хорошо б пройтись по режущей кромке вон тем, например, обломком каменной ограды, да получаемый при этом звук, если достигнет чьих-нибудь ушей, насторожит, чего доброго, разожжет любопытство. А вот звук голоса далеко не каждого встревожит — мало ли кто забрался в кусты и шепчется. Влюбленные, допустим. Улыбка непроизвольно растянула губы киммерийца: да уж, нечего сказать, здорово они смахивают на милующуюся парочку. Просто поговорить — и то вряд ли удастся. Эта дикая кошка небось выловлена в непроходимых лесах, где обитала вместе со своим малочисленным нелюдимым родом, говорящим на одному ему ведомом наречии и не подозревающем о том, что есть другие народы, другие языки… Конану конечно приходилось встречаться с племенами воинственных женщин — в Гиркании и в Черных Королевствах, но еще никогда доселе он не видел столь искусных наезниц… Хотя, с другой стороны, возразил он себе, может, она уже давно в плену, возят ее по аренам разных городов, научилась кой-чему.