Грегори Арчер - Конан и пророк Тьмы

— Впрочем, какое мне до этого дело. Наплевать, кто она и откуда.— Незаметно для самого себя Конан заговорил вслух. Негромко, но и не шепотом.— Лишь бы в самый неподходящий момент, если потащится за мной и дальше, не путалась под ногами. Глупости бы всякие не вытворяла.

«Женщина из непроходимых лесов» сидела все в той же позе. Глаза были прикрыты, оставались лишь узкие щелочки, сквозь которые она наблюдала за Конаном и за окружающим. Ну кошка, ни дать ни взять! Выражение ее лица не изменилось и тогда, когда Конан заговорил вслух.

— Жаль, тебе не объяснить, что я собираюсь делать дальше,— продолжал Конан, усмешливо взирая на товарища по оружию.— Впрочем, план простой. Надеюсь, и так сообразишь, что я делаю и зачем.

— А ты попробуй объяснить. Вдруг я пойму, грязный варвар.— Глаза той, что сидела напротив, широко раскрылись, уже не скрывая прячущийся в глубине гнев.

— Ого, да ты говорящая! — Изумление и радость прозвучали в возгласе Конана. Конечно, «грязный варвар» — не самое ласковое прозвище, достававшееся ему от женщин, но теперь есть хотя бы с кем словом перемолвиться в этом городе ублюдков.— У нас с тобой вроде одна цель — вырваться из кучи дерьма, в которой живут одни недоноски и бормочущие заклинания выродки. Значит, предстоит еще побегать вместе. Меня зовут Конан из Киммерии.

— Тебе не повезло, Конан. Ты родился одним из тех презренных, самодовольных, напыщенных, глупых, свиноподобных созданий, что именуют себя мужчинами и которые недостойны называться людьми. И мое имя тебе не узнать и под пытками.— Голос воительницы можно было назвать сладкозвучным, если б его не портили напряженные нотки ярости.

— Какие пытки,— пожал плечами киммериец.— О чем ты, женщина? Однако, надо признать, твоя речь не походит на речь дикарки из Черных Королевств. В каких краях, скажи хотя бы, водятся такие веселые женщины? Я бы к вам в гости наведался…

Конана забавлял их разговор, поскольку заняться было больше нечем. Поэтому он легко сносил все оскорбления в адрес себя и себе подобных.

— Там, где боги расставили все по своим местам и где торжествует справедливость. Где самцам дозволяется делать не более того, что они заслуживают. Не более, чем родиться, вырасти, откормиться, оплодотворить и умереть…

— А, постой, постой. Уж не из того ли ты племени свирепых женщин, которых именуют амазонками? Много слухов о них ходит по миру…

Женщина-гладиатор вскочила, угрожающе сжимая эфес вагаранской сабли.

— Ты насмехаешься, грязный варвар! — Глаза ее разве что не извергали черные молнии.— Вставай! Сейчас ты на своей шкуре испытаешь нашу свирепость!

— Ничего не имею против,— спокойно сказал Конан.— Только давай для начала нашими клинками отблагодарим здешних обитателей за гостеприимство и выберемся из этого гнусного городишки. А уж после, если пожелаешь…

Черноглазая женщина шагнула к сидящему мужчине.

— Я желаю здесь и сейчас. И тебе не отвертеться, варвар. Или ты сам раскроишь себе череп, или будешь защищаться. А напоследок я скажу тебе, хоть и не надеюсь, что ты поймешь. Настоящие дикари — вы, населяющие так называемые цивилизованные земли, вы, установившие власть мужчин и почитающие за счастье свое прозябание в грязи, невежестве и разврате. Вы, обращающиеся с женщиной как с вещью, вы и есть подлинные, ничтожные дикари. Мы, пусть и живем вдали от городов и караванных путей, но, благодаря тому, что избавились от мужчин и их деспотизма, обрели настоящую свободу и пользуемся ею так, как пристало человеку. Ради совершенствования себя. Каждая из нас знает не менее дюжины языков, прочла столько книг, сколько ты в своей жизни и не видел, владеет своим телом и оружием, как никогда никакой мужчина не научится из-за своих лени и тупости…

Женщина продолжала говорить, и вместе со словами из нее выходил заряд ярости и раздражения, хорайский клинок опускался все ниже и ниже. Конан слушал внимательно, удивляясь, как складно и красиво получается у амазонки, прямо не хуже, чем у проповедников или у торговцев эликсирами бессмертия. Правда, слишком громок ее голос, но останови ее сейчас — опять примется размахивать саблей и требовать защищаться. А так — выговорится женщина и успокоится. Ведь пережила-то сколько… Ну а если не успокоится, то придется подсечь эти крепкие стройные ножки, уложить бедняжку на землю, придавить руку с кривой саблей, вырвать эту сабельку из ладошки, где ей, несмотря на все прослушанные Конаном рассуждения, не место, да связать голубушке запястья ее же ремешком, тем самым, что стягивает волосы, а лодыжки — поясом, что огибает ее узкую талию. Тогда она останется здесь, в этих кустах и как-нибудь выберется сама, коли уж такая непревзойденная воительница. А он дальше отправится один, что привычнее, удобнее и спокойнее.

— …и уж точно, что ни одна из женщин не наденет такой безвкусный и неудобный шлем, какой ты напялил на свою тупую голову.

— Шлем? — включился в разговор Конан.— Какой еще шлем?

— Тот самый, что венчает твою башку размером с кулак младенца! — раздраженно ответила женщина.

Киммериец недоуменно поднял руки к макушке и — действительно! — нащупал посторонний предмет, холодный, металлический колпак, прикрывающий голову от затылка до переносицы, от одного виска до другого. С необъяснимым, странным нежеланием варвар стянул с себя бронзовый шлем и оглядел, будто видел в первый раз. Тонкая работа, ничего не скажешь,— мощный, предназначенный сдержать размашистый выпад мечом или топором гребень, прочные, украшенные гравировкой щитки, прикрывающие щеки, толстый, но изящный стержень, оберегающий нос и глаза от рубящего удара…

Откуда у Конана этот трофей?.. Впрочем, он помнил, как в пылу сражения с демоническим гладиатором сумел сорвать его с бездыханного тела и… и… а вот как шлем оказался на его голове, северянин понятия не имел. И вспомнить ему не дали.

— Тихо! Лечь! — Киммериец подкрепил свой яростный шепот резким движением руки, повелевая говорливой женщине опуститься на траву.

Варвар вслушивался в речь грозной амазонки, думал при этом о всякой всячине, но ни на миг не ослабевал внимания и замечал малейшие посторонние шумы и движения.

— Да садись ты, чтоб тебя! К нам гости.

Северянин показал рукой в сторону дома… И, сам того не заметив, вновь нахлобучил на голову злополучный шлем.

Прислушавшись и посмотрев сквозь просвет в кустах, женщина углядела то, что чуть раньше заметил ее спутник. От жилого строения отделилась и двигалась в их сторону человеческая фигура. Амазонка присела на корточки. Прячущиеся разглядывали идущего. Высокий и очень худой нескладный мужчина, одет небрежно и неопрятно, по лицу блуждает улыбка, в одной руке объемистый глиняный кувшин с узким горлышком, в другой — кружка. Уверенно движется к их укрытию.