Марина Казанцева - Нора под миром

— Он спрашивает, — ядовито пояснил Немучкин, — что ему делать с девушкой в лесу.

Тут сзади раздался такой хохот! Вся съёмочная группа бросила свои места и вместе с местными оболтусами собралась в одну толпу. Предводительствовала пьяненькая Любовь Захаровна Козлова.

— К чертям в болото такую работу! — разорался режиссёр. — Или вы работаете, или валите в преисподнюю! Мне такие олигофрены не нужны!

Наконец, всё кое-как наладилось. Все заняли свои места и сумели понять, что от них требуется.

— Не пойдёт. — сказал Кондаков. — Карсавин, ты мужик или что?

Тот поморщился и откровенно отстранился от Марианны. Режиссёр объяснял ему, что Марианна Сергею нравится. Девушка с изюминкой, не то что его фермер-ша. Да и не в этом дело, просто какой же нормальный мужик откажется от сла-денького! В конце концов от него не требуется особой экспрессии! Просто ходи вокруг деревьев за девушкой и иногда целуйся.

— Да ты вспомни, с каким блеском ты играл сцены в доме! — вопил режиссёр. — А сцену в грозу! Только искры не летели! Карсаков, в тебе гормоны есть?! Что за кисель ты там жуёшь?!

— Карсавин, я тебе нравлюсь? — лукаво спрашивала Марианна. — Иди сюда, мой котик, я тебя за ушком почешу!

— Ай, девочка какая! — свирепо восхищался Кондаков. — Живой огонь! Ну Карсавин, ну чёрт тебя дери, ты будешь в кадре жить?! Видал кадавров я, но этот всех трупее!

Прекрасная вечерняя минута даром прогорала. Розовый свет, делавший Бере-зы словно бы живыми, иссякал и превращался в обыкновенный сумрак.

— Ну что ты будешь делать! — Кондаков умаялся орать и опустил руки. Вся группа лениво потешалась над бесталанным "кушать подано". Он изо всех сил старался, но в его безжизненных глазах не возгоралось ни искры.

— Дайте мне его. — плотоядно предложила Дина. — Я его кусну и он забегает кругами.

— Нет, это уже как-то слишком. — возразила бабка Евдокия. — Лучше я пошеп-чу над ним.

— Ай, да шепчи. — махнул рукой Виктор. — Всё равно ничего не получилось.

— Я его сейчас, заразу, искусаю! — вскричала Динара.

Карсавин, как пришибленный, поплёлся следом за старухой.

— Ладно. Сматывайте провода. — распорядился Борис Немучкин. — Бал сегодня погорел: принц никак не вылупляется.

— Так я к Нинке побегу, пока та не померла от пьянки! — обрадовался Димка и бросился начищать штиблеты.

— У меня корова не доена! — явилась возмущённая Виолетта.

Кондаков хотел послать её на вымя, но не успел. На площадку лёгким шагом вышел актёр Карсавин.

— Ба! — пьяно удивилась Любовь Захаровна Козлова. — Цыган в кине снимает-си, а "кушать подано" куды девалси?

Блеск дальних звёзд. Сияние воды. Призывно трепещут листьями берёзы. Тонкий ветерок щекочет кожу. Сладострастно пахнут травы. Всё словно опьянело от томительного ожидания какого-то таинственного чуда. Все попали под волшеб-ный наговор. Как будто опрокинуто гигантской синей чашей небо. Украшен светлым ободком по горизонту высокий звёздчатый шатёр. С небес спускаются прозрачные потоки на истомлённую жарою землю. Так сладко дышится, так не-жен воздух!

Все очарованы. Забыты посторонние дела — все распри, споры, недовольство. Камеры словно исполняют танец. Все молчаливы. Лица исполнены какой-то вну-тренней, едва заметной светлоты, как будто все спят и видят чудный сон.

Под сенями берёз, под кружевными крышами листвы, в таинственном живом дворце, сотканном из света месяца, софитов, звёзд, из запахов ночного леса, из гроздьев светлячков, в порхании бесчисленных ночных бесшумных мотыльков, в звуках луга и болота развёртывалось представление. Песня о любви. Плач по утраченному счастью. Воспоминания и явь. Реальность и иллюзия. Печаль и Ра-дость. Смех и слёзы, расставание и встреча, расстояния и годы, жизнь и смерть.

"Где был ты всё это время, милый?.."

"В земле лежал сырой… не помню ничего… всё пусто и темно."

"А я была озлобленной старухой, ведьмой. Жила, как в клетке, ненавидела людей."

"Не могу поверить. Моя Мария, звёздочка лесная…"

"Да, всё это было. Было и прошло. Оковы спали, тяжесть из души ушла. Я снова, как тогда, в лесу, у речки…"

"Не было ничего, Мария. Был только сон. Был злой и долгий сон. Мне сни-лось, что я умер."

"Я знаю: видела сама — тебя убили. Я видела, как на лицо твоё падал краси-вый, пышный снег. С тех пор я ненавижу зиму."

"Больше нет зимы. Здесь навеки будет лето. Мне обещали, что так будет. Ни-что не нарушит нашего уединения. Всё будет, как когда-то, только без зла, без не-нависти, без всего, что разлучило нас."

"Как можно, милый мой? Как можно? Я сама видала, что ты сторонишься солнца. Ты приходишь только ночью или в темноте, а днём тебя подменяет какое-то безжизненное чучело."

"Всё изменяется, любовь моя. Всё изменяется. Не знаю, как, но вскоре будет всё возможно. Терпи, солнце ясное моё. Смотри, какая ночь. Она мне вместо дня."

"Да, я знаю, милый мой. Я знаю. Я знаю всё. Здесь всё изменится. И все изменятся. Здесь будет мир, в котором зла не будет. Все будут счастливы. Все, кто умерли, вернутся. Они будут молодыми. И мы с тобой вернёмся в старый бабкин дом. Мы будем жить, мы проживём до самой старости и будем счастливы всю жизнь. Я знаю, мне обещано."

Ночь околдовывала всех. Шуршание листвы, порывы ветра, блеск дальних молний — всё, как музыка, как волшебство, как наважденье. Мерцание росы на сонных травах, вздыхающий ночными запахами луг, томный стон болота.

Двое среди молчания. Облиты лунным серебром. Волшебны лица, изуми-тельны глаза. Слова, как птицы. Речь, как песня, как торопливый говор ручейка. Как плач иволги, как стон кукушки. Как шелест папортников, как журавлиный клич в высоком небе.

Обворожительна, по-колдовски чудесна ночь. Невесомый, сладкий аромат болотных трав, терпкий запах молодых еловых шишек. Плывёт волною земля-ничный дух. Кружится голова, немеют ноги. Упасть в зелёную перину, лицом зарыться в нежный пух замерших одуванчиков, заснувших полевых гвоздик, лёгких незабудок. Раскинуться среди наивных глаз ромашек, губами встретить лиловые колокольчики. Погрузить ладони в сладкое тепло земли, в щекочущую тьму, в тихий шёпот, в нежные ночные разговоры, в земляничную перину. Отдать-ся сонному течению и плыть по грёзам, как по счастью. Пусть сон несёт ладью к тишине и беззаботности, наивной радости и тихому покою.

Двое медленно покинули площадку и скрылись в темноте ночного леса. Кон-даков торопливо шарил по страницам, выхватывая фонариком строчки. Ему каза-лось, что это уже не по сценарию.

— Да брось искать. — проронил Немучкин, который всегда помнил сценарий до последней буквы. — Это точно не по плану. Да разница какая, эпизод мы сняли. Сейчас луну ещё немного поснимаю и отбой.

После этих слов всё вокруг должно зашевелиться, но не зашевелилось. Никто не бросился сматывать провода и собирать аппаратуру. Никто не кашлял, не смор-кался, не жаловался на радикулит. Никто не обсуждал качество обеда, никто не собирался пить ночью чай. Не искал оставленную кофту, не просил таблетки, не…